П. Зюскинд
RE: П. Зюскинд
осьми » 28-09-2006
[quote=Патрик Зюскинд "Парфюмер"]
И что же? Риши лежал у него на груди, не ангел возмездия,
но потрясенный, жалобно всхлипывающий Риши, и обнимал его руками, прямо-таки цеплялся за него, словно не нашел иного пристанища в море благорастворения. Никакого освобождающего удара меча, никакого укола в сердце, даже никакого проклятия или хотя бы крика ненависти. Вместо этого мокрая от слез щека Риши прилипла к его щеке, а дрожащие губы тянулись к нему с визгом: "Прости меня, сын мой, мой дорогой сын, прости меня!"[/quote]
И что же? Риши лежал у него на груди, не ангел возмездия,
но потрясенный, жалобно всхлипывающий Риши, и обнимал его руками, прямо-таки цеплялся за него, словно не нашел иного пристанища в море благорастворения. Никакого освобождающего удара меча, никакого укола в сердце, даже никакого проклятия или хотя бы крика ненависти. Вместо этого мокрая от слез щека Риши прилипла к его щеке, а дрожащие губы тянулись к нему с визгом: "Прости меня, сын мой, мой дорогой сын, прости меня!"[/quote]
- Фамильное Привидение
- Баг Форума
-
- Сообщения: 5996
- Зарегистрирован: 30-09-2004
RE: П. Зюскинд
Фамильное Привидение » 28-09-2006
Я вот думаю - схожу-ка еще раз... 
))
Кто-нить хочет со мной в "Иртыш" на выходных?
))
Кто-нить хочет со мной в "Иртыш" на выходных?
RE: П. Зюскинд
No Name » 29-09-2006
[quote=Фамильное Привидение]
Я вот думаю - схожу-ка еще раз...))
Кто-нить хочет со мной в "Иртыш" на выходных?
[/quote]
Хм, а разве его там будут показывать на выходных? Автоответчик говорит что нет
Я вот думаю - схожу-ка еще раз...
))
Кто-нить хочет со мной в "Иртыш" на выходных?
[/quote]
Хм, а разве его там будут показывать на выходных? Автоответчик говорит что нет
RE: П. Зюскинд
KPETuH » 02-10-2006
Хз может я такой дурак, такие диферамбы поют фильму а мне просто скучно было сидеть и смотреть всю эту лабуду. Да я наверное точно моральный урод. Фильм просто ни о чем... Об очередном свихнувшимся шизоиде, котрый считал себя исключительным... Чесно говоря после первых кадров хотелось сблевать...
RE: П. Зюскинд
Tw!xoed » 03-10-2006
офигительное кино, с идеей, которую грамотно и необычно пронесли через весь фильм
- Фамильное Привидение
- Баг Форума
-
- Сообщения: 5996
- Зарегистрирован: 30-09-2004
RE: П. Зюскинд
Фамильное Привидение » 17-11-2006
А теперь немного оффтопа.
НЕ про фильм.
Если кто не знает, я чуток мюзиклы слушаю. В общем, оказывается, в Москве поставлен - и уже около года идет - мюзикл по мотивам "Парфюмера".
А еще в мюзикальном сообществе есть очень резкий на язык, но при этом очень умный и справедливый товарищ. И его резенции как правило самые точные и меткие.
В общем, лично я ухохоталась, поскольку при этом мимоходом он проехался еще по половине бродвейского театра.
Так что вот его рецензия на МЮЗИКЛ по мотивам "Парфюмера". Если чего-то из его реплик будет очень специфическое - то поясню
А вообще, даже посмотреть этот бардак захотелось....
«МЮЗИКЛ, А ЧЁ ТАМ!»,
ИЛИ
ТЕМА СОРТИРА РАСКРЫТА
Произошло выдающееся событие, мои дорогие любители мюзиклов! До сих пор в моём рейтинге самых убийственных и шедевральных мюзиклов города Москвы лидировал незабвенный мюзикл «Дракула». Он, конечно, навсегда останется в измученном сердце критика, но действо, которое я недавно имел счастие лицезреть в Театре киноактёра, потеснило предыдущего чемпиона с его почётного пьедестала. Казалось бы, сделать это было невозможно, ибо «Дракула» блистал во всех номинациях – по гениальности музыки, по высоте смысла, по обворожительным текстам и по потрясающему исполнению ему не было равных. Но спектаклю «Viva, Парфюм!» театра у Никитских ворот всё-таки удалось совершить невероятное.
Этот, с вашего позволения сказать, мюзикл поставлен по книге П. Зюскинда «Парфюмер», которую я, признаться, не читал, ибо скептически отношусь к столь любимой преимущественно юными и впечатлительными леди так называемой мейнстримовской литературе, про которую всегда много и громко кричат – ко всем этим Коэльо-Мураками-Харакири и прочим писателям, считающим делом своей жизни разжёвывание банальных истин. Оставим эти книги девам, думающим, что Баха зовут не Иоганн Себастьян, а Ричард, полагал я. Однако по мере просмотра спектакля во мне нарастало желание перебороть своё предубеждение и всё-таки ознакомиться с первоисточником, дабы узнать – неужели весь происходящий на сцене чудовищный бред и вправду породило воспалённое воображение господина Зюскинда или же в рождении шедевра всё-таки виноваты авторы мюзикла. Что до авторов, то тексты и сценарий были написаны никем иным как самим Марком Розовским (он же выступил и в роли режиссёра), а музыку «творил» загадочный широко известный в узких кругах композитор без фамилии (что само по себе уже подозрительно) по имени Алекс.
Попробую пересказать вам то, что происходило на сцене – оговорившись сразу же, что благодаря потрясающему сценарию, а также великолепной дикции актёров, логика происходящего не всегда поддавалась пониманию, а по большей части и вовсе куда-то ускользала. Действие первоисточника было перенесено в Москву якобы «1700-лохматого года» со всеми вытекающими из этого последствиями – в частности, главный герой стал зваться Андреем Неказистым. Фамилия у него была говорящая, как выяснилось. Спектакль начался с пафосной сентенции, произнесённой закадровым голосом, о том, что в России гений и злодейство совместны, что нам и собираются сейчас доказать. Не знаю, как у авторов мюзикла со злодейством, но их гениальные способности были продемонстрированы нам уже в первом же номере, ибо, несомненно, только гениальный мозг мог произвести на свет такой литературный шедевр:
Сколько Москву не одеколонь <...>
Вонью воняет вонь,
Вонища – вонищей.
И не поспоришь ведь! Про вонь нам спели много-много раз, чтобы мы лучше её прочувствовали. Также порадовали и этим:
Свиные туши рыбой пахнут свински.
Наверное, их производили японцы – они любят делать мясо со вкусом рыбы и наоборот... В целом песня повествовала про то, как всё смердит и воняет, как вы уже поняли. На сцене появился культовый деревянный объект стратегического назначения на колёсиках. Нет, не гроб, а туалет – в соответствии с общей темой произведения. Как выяснилось позже, это был центральный элемент постановки. Под хроматизмы из «Призрака оперы», которого господин композитор явно слишком часто слушает, прямо на сцене родился на свет главный герой. Его мать тут же поучаствовала в бордельном номере (какой же мюзикл без него?), распевая в положении вверх ногами-в-страшных-коричневых-носках, а младенца выкинули, и его подобрала некая кормилица. Поначалу она обрадовалась, но затем вдруг резко изменила своё мнение по данному вопросу.
И тут-то нас ждали очередные поэтические шедевры:
У него пустые глазки,
Он не хочет мАей ласки.
А также:
Я кормить его не буду,
Не ребёнок, а ублюдок.
Вот так вот. Младенца сдали в монастырь. Дикие монахи, бестолково носящиеся по сцене с большими крестами и с воплями «Дьявол!», а также сгустившийся на сцене дым живо напомнили мне вышеупомянутый бесконечно великий мюзикл «Дракула». Уже тогда, в самом начале действа, я уже начал подозревать, что у вампиров появились серьёзные конкуренты… Но главное было, конечно же, впереди.
Кстати, понять из поднятого ора, чего эти безумные монахи в компании с кормилицей так взъелись на младенца, ещё не успевшего даже рта открыть, было абсолютно невозможно. Тем не менее, когда младенец сменился выросшим за время этого ора главным героем, всей публике стало совершенно очевидно – на сцену вышел неимоверно злой и адски ужасный злодей. И вам бы это стало очевидно, если бы вы увидели «юношу бледного со взором горящим», загримированного как нечто среднее между Дракулой и Фролло. Также стало известно, что за время своей социализации господин Неказистый уже успел поубивать в промышленных масштабах мух, лошадей и людей. Одет товарищ Главный-Плохой-Парень Андрей был почему-то в современные брюки, при этом он доверительно сообщил публике, что «бредёт он голый, босый». Видимо, это было крайне метафорично.
Звукорежиссёр решил на всякий случай не давать главному герою права голоса, посему первые несколько абзацев душевных страданий последнего прошли как-то мимо нас. Когда же наконец его канал был включен, стало очевидно, что дурным отношением к исполнителю главной роли отличается не только звукорежиссёр, но и автор музыки – партия была написана настолько низко, что в суровой критической душе вашего покорного слуги шевельнулось глубочайшее сострадание к несчастному драматическому актёру, которого мало того, что заставили петь, так ещё и заставили петь нечто, абсолютно неподходящее ему по диапазону.
Специально для тех, кто к этому моменту по каким-то непонятным причинам ещё не понял основной темы мюзикла, в очередной раз сообщили, что «погрязла жизнь в дерьме».
Вообще, от художественного текста сложилось впечатление, что автора слов постигло то душевное состояние, которое описано в песне Б. Гребенщикова «Немое кино»: «Я устал пить чай, устал пить вино, забыл все слова, кроме слова г…. », ибо частота употребления другого (на букву «д») наименования этого агрегатного состояния вещества в мюзикле превышала все мыслимые и немыслимые международные нормы. Особенно мне, конечно, понравилось загадочное выражение «её дерьма романсы». Глубоко лиричная фраза, не находите? Или вот ещё: «мир красоты не терпит всякого дерьма». Такое навязчивое возвращение автора к одной и той же теме всё же кажется мне подозрительным, дамы и господа…
Правда, встречались потрясающие мысли и на другие темы, например:
Мне ненавистен суррогат,
Я дистиллят люблю.
На сцене тем временем зажгли бенгальские огни, и под развесёлую музыку граждане из массовки торжественно потаскали на руках маленькие и покосившиеся макетики церквей. Страшно фальшивящая девушка начала что-то петь, но, к счастью для наших ушей, главный герой её довольно скоро убил и принялся обнюхивать. Как я понял, он махал над своими жертвами руками, сгоняя их запахи в скляночки, а затем добавлял их в свои духи.
В честь этого массовка спела адски длинную песню «Фильтруй, Андрей!» (повторять до полного умопомрачения). Фильтровать надо было, по всей видимости, базар, но Андрей советам не внял.
«Помню я приказ» - неожиданно заладила скачущая по сцене дама. Что за приказ? - изумились мы, в очередной раз подумав, что смысл происходящего ускользает от нас всё в большей и большей степени. «Новенье!» - гордо провозгласила в этот момент всё та же юная особа, разумеется, не виноватая в том, что господин композитор не всегда чувствует художественный текст.
Дамы-бабочки, явившиеся, по всей видимости, из кошмарного эротического сна художника по костюмам, порхали по сцене, распевая потрясающие по своей глубине тезисы из серии «Без любви счастья нет». Когда же слова у многоуважаемого автора текстов закончились совсем, он не впал в уныние, а разбавил песню разнообразными «тюрлютюрлипампарарами» и «грицацуцадрицацамами». Главный герой довольно быстро переловил всех «бабочек» огромным сачком и завершил их земные страдания, а также наши страдания по поводу их пения.
Но тут на смену порхающим созданиям на сцене появилась мадам Тенардье из мюзикла «Отверженные», одетая в розовое платье с рюшечками и вооружённая магическим посохом Гэндальфа. Сия необъятная дама громовым голосом сообщила залу: «Я существо тупое!» (для тех, кто ещё не догадался) и принялась лупить магическим посохом главного героя и при этом абсолютно немилосердно орать.
Знаете, в этот момент я растерялся – ибо абсолютно не знал, за кого болеть – пожалуй, лишь убийство обоих успокоило бы на том этапе моё больное сердце. Но нюхать мадам Тенардье Парфюмер не захотел, и посему все остались живы. Кстати, больше она в мюзикле не появлялась, так что я так и не понял, к чему она вообще приходила.
Далее было явление «крутой» девицы потасканного вида с сигаретой в зубах, яростно хотевшей согрешить с главным героем. «Я не насильник, я покруче», - вяло попытался отбиться гражданин Андрей, в чьи планы не входила порнография, однако девица не унималась, разврат не прекращала, и поэтому ему пришлось убить и её тоже. Контрольное обнюхивание показало, что девица была не девой (что, в общем-то, было сразу очевидно и без того), от чего главный герой очень расстроился. В честь этой трагедии он речитативом пробормотал (ибо к тому моменту уже совсем отчаялся петь) трагическую арию под женский (или кошачий – я так и не понял) вой на заднем плане.
Затем нам стали представлять двух самых известных парфюмеров Москвы. Первый оказался представителем сексуального меньшинства французского происхождения, и его дикция позволила нам уразуметь из его речи лишь свежую мысль о том, что «мы все в дерьме», а также, что «тройная доза никому не помешает» (интересно, автор имел в виду субстанцию из первой цитаты или это он про «вечный кайф, бесконечный кайф» написал, дабы не отставать от мейнстрима?).
Второй парфюмер, плотный мужчина в красном халате, позиционировался как итальянец, и пел национальную итальянскую музыку, то есть рэп. От композитора на этом моменте окончательно сбежала муза, посему он решил попользоваться наследием предшественников, неизящно вставив в номер куски из «Санты Лючии» и «Смейся, паяц».
Текст рэпа блистал шедеврами вроде: «Дать бы ему по роже» и «Просто шок – запашок!». Парфюмер почему-то выразил желание стать композитором, но реализации его планов помешало то, что «есть уже один, зовут Сальери». Это, надо полагать, был юмор. Жаль, что Сальери не было в зале, и посему некому было в тот момент предложить «аффтарам выпить йаду»…
Далее подо что-то похожее на «Пока не меркнет свет, пока горит свеча» последовал какой-то странный шабаш (чёрная месса) с полуголыми девицами в фиолетовых тряпках, свечками и молодыми людьми во фраках на голое тело. Не знаю, чего они все хотели - главный герой в этой сцене жалобно блеял что-то про сотворение духов, и мне показалось, что он учредил храм почитания себя.
Парфюмер-рэпер предал рэп и исполнил абсолютно ненужную песню (будто их и без того было мало) про орхидею (с перлами вроде «ты мой изврат, ты мой потасканный порок»), которая отображалась бабой в белом и полуголыми мальчиками-стриптизёрами.
Итальянец взял главного героя себе в подмастерья (француз, кажется, тоже взял его в подмастерья, но к тому времени всё так запуталось, что я не понял сложную систему их взаимоотношений – что, впрочем, абсолютно неважно, так как не получило никакого дальнейшего развития, как и практически всё в этом спектакле). Песня, сопровождавшая это событие, представляла собой зачитывание стишков под гамму, которую играли вверх-вниз. Минимализм в музыке, дамы и господа! Гласс и Найман нервно курят в сторонке.
Мюзикл медленно дополз до скучнейшего апофигея первого акта, который заключался в том, что гражданин Андрей стал делать из массовки духи. Делал он это вновь безо всякой мелодии, в процессе почему-то нежно обнимаясь с деревянным туалетом и выкрикивая реплики вроде: «дрыгаем ножкой!» и «танцуем джигу!», компоненты духов в ответ на эти вопли совершали перестроения и визжали.
Композитор опять поленился сочинять музыку самостоятельно, поэтому надрал банальных цитат из более талантливых коллег, а автор текста порадовал нас гениальной строфой:
Я вам это рекомендовал,
Поскольку профессионал,
А был бы не профессионал,
То б и не рекомендовал.
Что-то вроде этого. Ну, про рифмы «где-нигде» и «что-ничто» я уже даже и не говорю ничего… Скромно молчу. Апофеоз длился так долго, что я думал, что мы уже никогда не выйдем из этого зала, однако лет через десять он всё же закончился.
В антракте пожилые леди, сидевшие за мной, обсуждали увиденное. Вид у них был весьма озадаченный и ошарашенный, однако, они быстро разрешили все свои сомнения и нашли устраивающее их объяснение: «Мюзикл, а чё там!» - успокоились они и принялись горячо спорить, не баронесса ли, которую они «видели в какой-то передаче» сидит «во-о-он там». Во-о-он там и вправду сидела баронесса (чрезвычайно эффектная и обворожительная женщина, замечу я в скобках), весь первый акт смотревшая на сцену в глубоком недоумении. На заданный каким-то её знакомым вопрос «Тебе нравится?» она ответила встречным: «Ты серьёзно спрашиваешь или нет?», однако уйти отказалась, мотивировав это тем, что «уходить – непрофессионально». Тяжело вздохнув, ибо она была абсолютно права, я подавил в себе позорное желание сбежать в буфет, покрепче ухватился за свой топор и погрузился во второй акт.
Второй акт начался с пафосного хора, задавшегося философским вопросом по основной теме произведения:
Что источает человек
И что он извергает?
Вопрос был риторическим, как вы уже поняли, так как, собственно, весь первый акт нам только и делали, что на него отвечали.
По ходу дела парфюмера-рэпера куда-то утопили, и Андрей сбежал в лес. Очередной тёмный момент в сюжете, ну да ладно. Лес был явно чернобыльский, так как рос корнями вверх. То есть корни были на головах товарищей, сбежавших с детского утренника, где они изображали деревья. Между товарищами гуляла Красная Шапочка, так что я понял – настал черёд мюзикла «Into the Woods» моего любимого композитора Сондхайма. Главный герой-злодей пробурчал какой-то русский аналог «hello, little girl!» и начал как обычно вынюхивать девственниц. По лесу стали бегать звери с фонарями вместо глаз. «Буду погромче я петь!» - объявила Красная Шапочка и была глубоко неправа. Справедливо рассудив, что это лишнее, товарищ Парфюмер снял с неё скальп (то есть, красную шапочку).
Не могу не зацитировать ещё один перл из этой сцены:
Эта последняя нота –
Будто оборвано что-то.
Я бы сказал, что именно, но, пожалуй, не буду.
На данном этапе происходящее уже окончательно превратилось в то, что вы, мои русские друзья, называете «капустником». На сцену снова вышел хор и пафосно пропел тезис «Девочка убита в пятнадцать лет!» раз этак пятьсот, не меньше. Когда мы наконец усвоили, кого, что и во сколько лет, хор начал высказывать антисемитские предположения на тему, кто же всё-таки эту «девочку убил в пятнадцать лет». Досталось также цыганам, почему-то франкмасонам и монахам, бегавшим по сцене с фаллическими символами в руках (видимо, это должно было быть смешно).
Из деревянного туалета тем временем вышел милиционер почему-то с сапогом на руке (полагаю, это был какой-то страшно политически смелый намёк на деятельность органов охраны правопорядка) и стал проводить расследование.
От «зверств полиции» главный герой решил удрать в славный город Ярославль. Там, если кто не знает, находится лестница, покрытая тряпкой, с бабой в кокошнике на верхней ступеньке. «Родина-мать» - подумал я в ужасе, ибо всегда представлял себе её как-то иначе. Сама же дама в кокошнике думала, что она Монтсерат Кабалье, но в действительности не тянула, к сожалению, даже на Сару Брайтман, так что её вокализы нанесли непоправимый вред нашим ушам.
Главного героя акустические волны не беспокоили (обострённый нюх плохо, по всей вероятности, сказался на его слухе), так что он спрятался под бабу и стал там вегетировать, периодически нюхая то ли траву, то ли грибы, и не забывая произносить тезисы про свои любимые отходы пищеварительной деятельности, справедливо решив, что про них давно что-то никто не вспоминал. В результате, через некоторое количество времени он сильно опустился, загрязнился и оброс, почему-то переквалифицировавшись в процессе обрастания из брюнета в блондина.
И тут вдруг выяснилось, что баба в кокошнике на самом деле была горой! Гора заговорила с главным героем (что же он всё-таки там такое нюхал?) и выгнала его из-под себя. Мотивировка осталась неясной, но чем-то он ей не понравился.
«Обтяпал я свои ужасные дела!» (какие дела он там успел «обтяпать» под горой, меня тоже не спрашивайте – этот момент ускользнул от моего разума) - торжественно провозгласил главный герой и от горя разразился очередной трагической, занудной и бессмысленной сольной арией минут эдак на двадцать.
Дальше начался «Starlight Express», ибо на сцене появилась дама на роликах с подсветкой (в смысле, ролики были с подсветкой) и поведала нам, что:
Всё на свете ароматно,
И ничто так не развратно.
Ролики не помешали ей заниматься прямо на сцене любовью, сопровождая свой стриптиз и смену поз из порнофильма репликами вроде:
В этой жизни только стервы…
Ты мужик иль не мужик?
Только трах да трах.
С последним тезисом не могу не согласиться – именно в это самое и превратилась данная сцена «мюзикла», непонятно какое отношение имевшая к основному сюжету. Вроде бы у Розовского нет бороды с сединой – что делает совсем загадочным возникновение у него «беса в рёбрах»…
Жанр капустника к тому времени оформился в крепкий развесистый кочан. Главный герой неожиданно поинтересовался у зала: «Вы что – собираетесь это смотреть?» (это был такой юмор). Вопрос, на мой взгляд, несколько запоздал, ибо не смотреть это надо было ещё с самого начала, а на тот момент рефлексировать уже было поздно.
На призыв дамы: «Так вонзи же своё жало!» товарищ Андрей возопил «Где цензура?» (это тоже был юмор), но цензура не пришла.
На этой сцене я чуть было не скончался от разрыва сердца в процессе смеха сквозь слёзы (не по причине великолепного и блестящего остроумия господ авторов, а от ощущения неземного маразма происходящего). Зал, правда, был в восторге, так что, если бы не явно солидарная со мной баронесса, я бы остался совсем один среди этого незамутнённого смыслом праздника жизни.
Тут господин автор сценария решил, что давно ничего не цитировал из коллег, и посему на сцене появилась лаборатория доктора Джекилла. В комплекте с лабораторией шли два дегенеративного вида лаборанта в незавязанных смирительных рубашках (это вместо мистера Хайда, видимо), а также безумный профессор из мюзикла «Дракула» (во всех приличных мюзиклах, как вы уже поняли, обязательно бывает безумный профессор. Создатели «Парфюма», разумеется, не могли оставить этот практически основной закон жанра без своего внимания).
Седовласый работник умственного труда спел нам песню, демонстрирующую, что автору текста известны слова «витальность» и «флюиды» (правда, вот, ознакомившиеся с первоисточником коллеги подсказывают мне, что эти слова господин автор текста вычитал у господина литератора). Профессору была также не чуждой и главная тема вечера. Свой вклад в её развитие он вносил тем, что «ставил научную клизму». Судя по всему, через голову наука пролезать уже не хотела или не могла…
Вопли профессора про прогресс, на мой взгляд, должны были окончательно отвратить от теории прогресса всех её оставшихся сторонников. Что до меня, то я-то уже давно утратил веру в неё – работа в сфере музыкальной критики, вынуждающая меня к просмотру таких вот «шедевров киноискусства», к сожалению, не оставляет никаких иллюзий относительно того, что человечество развивается прогрессивно...
По ходу песни профессор также «приступил к пофигизму» и вследствие этого, видимо, «открыл мирный атом», отчего «в гробу перевернулся Ньютон». На мой взгляд, Ньютон был вовсе не одинок в этот момент, далеко не одинок!
Затем профессор зачем-то взорвал динамит (видимо, чтобы публика оглохла и не слышала, как поют на сцене. Или же это был очередной привет мировым мюзиклам – в данном случае, «Кошкам», где тоже любят баловаться с пиротехникой?), после чего объявил, что «пещерный человек» (главный герой) станет «объектом эксперимента» - мы, правда, так и не поняли, какого именно – то ли по установке ему научной клизмы, то ли по взрыванию его динамитом. К слову, о том, что главный герой мюзикла – это гражданин Андрей, к тому моменту все уже, судя по всему, забыли, ибо он мелькал на сцене весьма эпизодически, а балом безраздельно правил гений научной мысли, захвативший себе второй развесёлый «сольник» подряд и бодро выплясывающий в компании своих ушибленных в раннем детстве лаборантов.
Если сие действо было затеяно с целью внесения в спектакль так называемого «сomic relief», то цель была достигнута – в зрительских массах тут же возник энтузиазм, выразившийся в бурных и продолжительных.
Парфюмера, к сожалению, клизмой из динамита так и не взорвали, а вот профессор почему-то в конце своей второй песни неожиданно умер (от чего – неясно, вроде бы, главный герой его не нюхал, да и на девственницу он не смахивал…).
Внимание, ещё один закон жанра: в мюзикле обязательно должна быть чечётка! Если ваши актёры не умеют её танцевать, то это не страшно, ибо публике важен принцип – ей всё равно понравится. Для достижения наилучшего эффекта и закрепления положительных эмоций у зала рекомендуется вставлять чечёточный номер в комплекте с безумным профессором (можно с мёртвым) и делать его никак не короче пятнадцати минут. На энной минуте из гроба встанет не только безвременно почивший профессор, но также Ньютон, Коперник, Эйнштейн и Фред Астер. Неудивительно – я бы тоже встал на их месте.
В общем, ожив от вялой чечётки (ура – ведь это был мой самый любимый персонаж), профессор наконец-то покинул сцену, так и не дав ответа на главный вопрос о том, зачем он, собственно, там вообще появлялся. В отличие от своего «вампирского» коллеги, он даже не смог трагически погибнуть, защищая главного героя…
Ну а главного героя (моментально забывшего про профессора) тем временем угораздило влюбиться в Теону Дольникову. Была она в белых панталончиках с кружавчиками, демонстрирующих небесную красоту её ног, с большим бантиком на голове и с сачком в руках. В общем, «охренеть!» - как верно выразился по этому поводу гражданин Андрей. Мечта всякого порядочного педофила и, как выяснилось, парфюмера. Последний прятался за кадкой с ботвой и вместе с отцом своей новой возлюбленной изображал мужской дуэт, который попытался сочинить по этому случаю господин композитор.
Как всякая порядочная девственница, девушка со звучным именем Нюра (потому что рифмуется с «дура») улеглась в постель (сделанную, разумеется, всё из того же незабвенного деревянного туалета) и принялась мечтать о том, «как ею овладеют». В ответ на её мечтания к туалету приполз, принюхиваясь, что твой назгул, главный герой. Как выяснилось чуть позже, это её «пупок пахучий» звал его «в космическую даль». На его предложение «изойти любовным потом» техника, не выдержавшая накала страстей, работать отказалась, страшно «зафонила» и так и не очнулась до конца этой в высшей степени лиричной сцены.
Не очень ясно, чем данный случай отличался от обычного желания Парфюмера обнюхивать юных дев и в чём именно выражалась его якобы первая настоящая влюблённость, но, заслышав тезис любимой «девушкой быть перестану», товарищ снова осатанел, позабыл про высокие чувства и придушил несчастную за аморальное поведение – и правильно, нечего было пропагандировать секс до брака.
Вопреки моим надеждам, девушка Нюра продолжила немилосердно вопить даже после своей скоропостижной кончины, предварительно, правда, спрятавшись за туалетом.
Тут на сцену снова вылез представитель правопорядка и принялся проводить следственно-розыскные работы путём свечения фонариком в лупу. Как выяснилось позже, это ему, как ни странно, помогло…
Решив, что мы за этот вечер мало выслушали занудливых и длинных трагических «сольников», режиссёр выпустил на сцену отца убиенной, который обещал мстить и потряс моё воображение шедевральным пассажем «О дочь моя, о пресвятая дева!». Что дева – это мы уже поняли, но чтобы уж прям вот так пресвятая – это, пожалуй, будет чересчур. Но он, правда, хотя бы пел на общем фоне ничего так…
А главного злодея таки тем временем поймали (причём абсолютно без помощи обещавшего мстить батеньки, так что зачем мы слушали его занудливый и длинный трагический «сольник», так и осталось сокрытым) и посадили всё в тот же великий деревянный туалет.
Там он неожиданно решил заняться нехарактерным для туалета делом, а именно – богоборчеством. Потому что в мюзикле ещё не было цитат из рок-оперы моего любимого композитора Ллойда Уэббера. Только там пели «Jesus Christ, who are you, what have you sacrificed?», а здесь товарищ Андрей, вопросив «Господь, ты хто?» и ответа не получив, вывалил на голову создателя целый ряд истерических тезисов вроде «Господь, ты мне неинтересен!», «Господь, уйди с моей дороги!», а также почему-то чрезвычайно интересную для господа информацию о том, что свои кишки он (главный герой) не покажет. Бог был, вероятно, в отпуске, так как реплики Андрея он никак не прокомментировал, а мои молитвы о том, чтобы сей мюзикл, наконец, завершился, также не возымели никаких последствий.
Вместо этого на сцену вывалил хор жертв любителя всё нюхать (привет «Отверженным»! – там тоже почившие дамы по сцене разгуливали), и тут-то мы наконец-то поняли, в чём заключалась основная идея произведения, ибо под музыку какой-то революционной песни занюханные до смерти девы спели о том, «сколь коварны бывают мужчины». В том смысле, что дамы к ним со всей душой, а они их – в духи перерабатывать, вместо того, чтобы в кусты тащить. Совсем как в недавно услышанной мною от знакомых московских панков частушке:
Отдалась я ему при луне.
А он взял мои нежные груди,
И узлом завязал на спине.
Вот и верь после этого людям...
Девы тем временем выстроились в боевую шеренгу и стали с видом комсомолок на допросе торжественно завывать:
Нет, мы не жаждем мести,
Слава девичьей чести!
Учитывая, что часть убитых «дев» явно не придавала этому моменту большого значения при жизни и активно рвалась расстаться с тем самым, чему слава, смотрелось сие странно. Да и кто бы в очередной раз объяснил авторам, что любая фраза, повторенная пятьсот с лишним раз, вызывает раздражение, а тем более – такая высокохудожественная фраза.
Но самое ужасное, мои дорогие любители мюзиклов, заключалось в том, что зал внимал этому гимну девственниц с каменными, преисполненными неподдельной скорби лицами и на полном серьёзе.
В туалет пришли судьи и стали судить. Массовка решила порадовать нас ещё одним рэпом (одного было мало), противоречащим предыдущему опусу:
Видно только честных девушек любил –
Дебил.
Погибший и оживший профессор, кстати, снова образовался на сцене и почему-то переметнулся на сторону граждан, ругающих главного героя. Тут появился я. Вернее мой коллега – палач с большим топором. Он, правда, практиковал нецелевое использование топора – играл на нём, как на гитаре, вместо того, чтобы применять по назначению.
В последний момент, когда я уже возрадовался, что Парфюмер сейчас наконец-то расстанется со своей головой, объявили, что в силу того, что у него было счастливое детство, хронический авитаминоз и скользкие подоконники, его казнить не будут и вообще отпустят на все четыре стороны. Интересное у них судопроизводство, ничего не скажешь...
Потом все почему-то снова оказались на помойке, композитор без особого успеха попытался подражать Уайлдхорну, и начался какой-то очередной шабаш, сути которого я не понял, ибо к тому моменту как раз вывихнул себе челюсть от скуки и пытался поставить её на место. Но парфюмера по ходу дела как-то незаметно и бесславно разорвали на клочки и чуть ли не съели. А потом совершенно неожиданно вдруг стали его… благодарить. За что, как вы думаете, друзья мои?
Преображён российский дух…
Исчез благодаря тебе сортир.
Вонь кончилась.
Россия пахнет хорошо.
Это, видимо, была такая новая национальная идея. Сортир, конечно, и вправду исчез. Непонятно только, куда они, бедные, потом без него, и каким именно образом главный герой внёс вклад в великое и благородное дело международной борьбы с сортирами (духами он их что ли поливал до полного исчезновения?...или пил только одеколон?...).
Все возрадовались, главного героя собрали из клочков, короновали и стали всячески прославлять и чествовать. Завершилось всё противоречащим самому себе (вот, быть может, вы объясните мне, как можно сочетать оба нижеупомянутых призыва?) тезисом:
Люди душиться давайте,
Свой аромат не скрывайте.
И лозунгом:
Да здравствует в мире парфюм!
В общем, все бегом в магазин за одеколоном. Не хватало только банера какого-нибудь «Арбат-престижа» над сценой для полного счастья.
Но кто объяснит мне, какова была основная мысль этого произведения? Нужно убивать девственниц и делать из них духи? И тебя за это все будут благодарить и прославлять как героя? И в этом – спасение России? И это – пахнет хорошо? Да здравствует парфюм из трупов? Простите покорно, не претендую на полное знание того, чем сейчас «пахнет Россия», но от такой «морали» тянет какой-то подозрительной вонью...
В общем, мои дорогие любители мюзиклов, оцените героизм вашего покорного друга-критика. Целых три томительных часа и пятнадцать минут я не переставал изумляться, что есть люди, которые всерьёз пишут, ставят и смотрят подобные произведения искусства.
Итак, резюмируем:
Неинтересная, банальная, просто никакая музыка, беднейшие и примитивнейшие аранжировки, ни одной запоминающейся мелодии. Претендующие на пародийность моменты сделаны настолько топорно и неизящно, что лучше бы их не было вовсе.
Ужасающе бестолковый и нелогичный сценарий. Тексты, про которые даже говорить ничего не хочется. Тема дерьма раскрыта, как говорится – «аффтар», ради бога, не «пеши исчо», с нас уже хватит.
Затянутое всё – затянутое действие, неимоверно длинные и затянутые номера. Складывалось ощущение, будто авторам платили за количество страниц в партитуре, и они специально старались увеличить себе зарплату, растягивая и без того тоскливое представление, или же попросту страдали патологической неспособностью поставить точку. Часть номеров можно было сократить втрое, часть – выкинуть вовсе, и всё это без всякого ущерба для смысла. Постоянное использование массовки в роли рассказчика – ещё один большой удар по и без того слабому сценарию.
Единственное, что было чуть выше уровня детского утренника – это хореография, поставленная тремя студентами второго курса. Прыгали местами и вправду прилично. Но общую ситуацию это не спасало.
Цитаты из более великих предшественников, чечётка, бордельные номера, роликовые коньки, рэп, безумный профессор и так далее - «с миру по сцене – Розовскому спектакль» - так можно было бы перефразировать известную русскую поговорку. Однако, как и в трудном деле производства парфюмерии, простого перемешивания необходимых для мюзикла ингредиентов оказалось в данном случае явно недостаточно. В чём же дело? Быть может, авторам спектакля следовало взять пример со своего героя, обнюхать, а затем порешить несколько десятков девственниц?...
Общее ощущение, которое оставляет этот спектакль, это обида. Обидно, что уважаемый человек, которого мы все знали как хорошего режиссёра, вдруг принялся разрабатывать «сортирную» тему. Обидно за актёров, вынужденных три с лишним часа отчаянно изматывать себя, пытаясь делать то, чего они не умеют.
И самое обидное - это то, что «мюзикл, а чё там!» - думает зритель и всерьёз верит, что это пропитанное вонью действо, которое ему продемонстрировали, и есть мюзикл. Мюзиклу, в понимании тех самых пожилых леди, дозволено иметь плохую музыку, ужасные тексты, отвратительную сценографию и не умеющих петь актёров. «А чё там!», и так сойдёт – главное, что это модный ныне жанр. И многие так и не узнают, что мюзикл, настоящий мюзикл, каким его знают и любят во всём мире – это Роджерс, это Хаммерстайн, это Сондхайм, это Шонберг с Бублилем, Ллойд Уэббер с Райсом, в конце концов. Смотрите, до чего меня довел этот спектакль! Срочно, срочно в отпуск, пока я не стал каким-нибудь там фантомоманом – дышать свежим воздухом, лечить расшатанные нервы, слушать Баха и точить свой изрядно затупившийся топор.
Всегда Ваш,
Впавший в мировую скорбь
Фрэнк Рич,
Московский Мясник.
Frank_Rich@hotmail.com
НЕ про фильм.
Если кто не знает, я чуток мюзиклы слушаю. В общем, оказывается, в Москве поставлен - и уже около года идет - мюзикл по мотивам "Парфюмера".
А еще в мюзикальном сообществе есть очень резкий на язык, но при этом очень умный и справедливый товарищ. И его резенции как правило самые точные и меткие.
В общем, лично я ухохоталась, поскольку при этом мимоходом он проехался еще по половине бродвейского театра.
Так что вот его рецензия на МЮЗИКЛ по мотивам "Парфюмера". Если чего-то из его реплик будет очень специфическое - то поясню
А вообще, даже посмотреть этот бардак захотелось....
«МЮЗИКЛ, А ЧЁ ТАМ!»,
ИЛИ
ТЕМА СОРТИРА РАСКРЫТА
Произошло выдающееся событие, мои дорогие любители мюзиклов! До сих пор в моём рейтинге самых убийственных и шедевральных мюзиклов города Москвы лидировал незабвенный мюзикл «Дракула». Он, конечно, навсегда останется в измученном сердце критика, но действо, которое я недавно имел счастие лицезреть в Театре киноактёра, потеснило предыдущего чемпиона с его почётного пьедестала. Казалось бы, сделать это было невозможно, ибо «Дракула» блистал во всех номинациях – по гениальности музыки, по высоте смысла, по обворожительным текстам и по потрясающему исполнению ему не было равных. Но спектаклю «Viva, Парфюм!» театра у Никитских ворот всё-таки удалось совершить невероятное.
Этот, с вашего позволения сказать, мюзикл поставлен по книге П. Зюскинда «Парфюмер», которую я, признаться, не читал, ибо скептически отношусь к столь любимой преимущественно юными и впечатлительными леди так называемой мейнстримовской литературе, про которую всегда много и громко кричат – ко всем этим Коэльо-Мураками-Харакири и прочим писателям, считающим делом своей жизни разжёвывание банальных истин. Оставим эти книги девам, думающим, что Баха зовут не Иоганн Себастьян, а Ричард, полагал я. Однако по мере просмотра спектакля во мне нарастало желание перебороть своё предубеждение и всё-таки ознакомиться с первоисточником, дабы узнать – неужели весь происходящий на сцене чудовищный бред и вправду породило воспалённое воображение господина Зюскинда или же в рождении шедевра всё-таки виноваты авторы мюзикла. Что до авторов, то тексты и сценарий были написаны никем иным как самим Марком Розовским (он же выступил и в роли режиссёра), а музыку «творил» загадочный широко известный в узких кругах композитор без фамилии (что само по себе уже подозрительно) по имени Алекс.
Попробую пересказать вам то, что происходило на сцене – оговорившись сразу же, что благодаря потрясающему сценарию, а также великолепной дикции актёров, логика происходящего не всегда поддавалась пониманию, а по большей части и вовсе куда-то ускользала. Действие первоисточника было перенесено в Москву якобы «1700-лохматого года» со всеми вытекающими из этого последствиями – в частности, главный герой стал зваться Андреем Неказистым. Фамилия у него была говорящая, как выяснилось. Спектакль начался с пафосной сентенции, произнесённой закадровым голосом, о том, что в России гений и злодейство совместны, что нам и собираются сейчас доказать. Не знаю, как у авторов мюзикла со злодейством, но их гениальные способности были продемонстрированы нам уже в первом же номере, ибо, несомненно, только гениальный мозг мог произвести на свет такой литературный шедевр:
Сколько Москву не одеколонь <...>
Вонью воняет вонь,
Вонища – вонищей.
И не поспоришь ведь! Про вонь нам спели много-много раз, чтобы мы лучше её прочувствовали. Также порадовали и этим:
Свиные туши рыбой пахнут свински.
Наверное, их производили японцы – они любят делать мясо со вкусом рыбы и наоборот... В целом песня повествовала про то, как всё смердит и воняет, как вы уже поняли. На сцене появился культовый деревянный объект стратегического назначения на колёсиках. Нет, не гроб, а туалет – в соответствии с общей темой произведения. Как выяснилось позже, это был центральный элемент постановки. Под хроматизмы из «Призрака оперы», которого господин композитор явно слишком часто слушает, прямо на сцене родился на свет главный герой. Его мать тут же поучаствовала в бордельном номере (какой же мюзикл без него?), распевая в положении вверх ногами-в-страшных-коричневых-носках, а младенца выкинули, и его подобрала некая кормилица. Поначалу она обрадовалась, но затем вдруг резко изменила своё мнение по данному вопросу.
И тут-то нас ждали очередные поэтические шедевры:
У него пустые глазки,
Он не хочет мАей ласки.
А также:
Я кормить его не буду,
Не ребёнок, а ублюдок.
Вот так вот. Младенца сдали в монастырь. Дикие монахи, бестолково носящиеся по сцене с большими крестами и с воплями «Дьявол!», а также сгустившийся на сцене дым живо напомнили мне вышеупомянутый бесконечно великий мюзикл «Дракула». Уже тогда, в самом начале действа, я уже начал подозревать, что у вампиров появились серьёзные конкуренты… Но главное было, конечно же, впереди.
Кстати, понять из поднятого ора, чего эти безумные монахи в компании с кормилицей так взъелись на младенца, ещё не успевшего даже рта открыть, было абсолютно невозможно. Тем не менее, когда младенец сменился выросшим за время этого ора главным героем, всей публике стало совершенно очевидно – на сцену вышел неимоверно злой и адски ужасный злодей. И вам бы это стало очевидно, если бы вы увидели «юношу бледного со взором горящим», загримированного как нечто среднее между Дракулой и Фролло. Также стало известно, что за время своей социализации господин Неказистый уже успел поубивать в промышленных масштабах мух, лошадей и людей. Одет товарищ Главный-Плохой-Парень Андрей был почему-то в современные брюки, при этом он доверительно сообщил публике, что «бредёт он голый, босый». Видимо, это было крайне метафорично.
Звукорежиссёр решил на всякий случай не давать главному герою права голоса, посему первые несколько абзацев душевных страданий последнего прошли как-то мимо нас. Когда же наконец его канал был включен, стало очевидно, что дурным отношением к исполнителю главной роли отличается не только звукорежиссёр, но и автор музыки – партия была написана настолько низко, что в суровой критической душе вашего покорного слуги шевельнулось глубочайшее сострадание к несчастному драматическому актёру, которого мало того, что заставили петь, так ещё и заставили петь нечто, абсолютно неподходящее ему по диапазону.
Специально для тех, кто к этому моменту по каким-то непонятным причинам ещё не понял основной темы мюзикла, в очередной раз сообщили, что «погрязла жизнь в дерьме».
Вообще, от художественного текста сложилось впечатление, что автора слов постигло то душевное состояние, которое описано в песне Б. Гребенщикова «Немое кино»: «Я устал пить чай, устал пить вино, забыл все слова, кроме слова г…. », ибо частота употребления другого (на букву «д») наименования этого агрегатного состояния вещества в мюзикле превышала все мыслимые и немыслимые международные нормы. Особенно мне, конечно, понравилось загадочное выражение «её дерьма романсы». Глубоко лиричная фраза, не находите? Или вот ещё: «мир красоты не терпит всякого дерьма». Такое навязчивое возвращение автора к одной и той же теме всё же кажется мне подозрительным, дамы и господа…
Правда, встречались потрясающие мысли и на другие темы, например:
Мне ненавистен суррогат,
Я дистиллят люблю.
На сцене тем временем зажгли бенгальские огни, и под развесёлую музыку граждане из массовки торжественно потаскали на руках маленькие и покосившиеся макетики церквей. Страшно фальшивящая девушка начала что-то петь, но, к счастью для наших ушей, главный герой её довольно скоро убил и принялся обнюхивать. Как я понял, он махал над своими жертвами руками, сгоняя их запахи в скляночки, а затем добавлял их в свои духи.
В честь этого массовка спела адски длинную песню «Фильтруй, Андрей!» (повторять до полного умопомрачения). Фильтровать надо было, по всей видимости, базар, но Андрей советам не внял.
«Помню я приказ» - неожиданно заладила скачущая по сцене дама. Что за приказ? - изумились мы, в очередной раз подумав, что смысл происходящего ускользает от нас всё в большей и большей степени. «Новенье!» - гордо провозгласила в этот момент всё та же юная особа, разумеется, не виноватая в том, что господин композитор не всегда чувствует художественный текст.
Дамы-бабочки, явившиеся, по всей видимости, из кошмарного эротического сна художника по костюмам, порхали по сцене, распевая потрясающие по своей глубине тезисы из серии «Без любви счастья нет». Когда же слова у многоуважаемого автора текстов закончились совсем, он не впал в уныние, а разбавил песню разнообразными «тюрлютюрлипампарарами» и «грицацуцадрицацамами». Главный герой довольно быстро переловил всех «бабочек» огромным сачком и завершил их земные страдания, а также наши страдания по поводу их пения.
Но тут на смену порхающим созданиям на сцене появилась мадам Тенардье из мюзикла «Отверженные», одетая в розовое платье с рюшечками и вооружённая магическим посохом Гэндальфа. Сия необъятная дама громовым голосом сообщила залу: «Я существо тупое!» (для тех, кто ещё не догадался) и принялась лупить магическим посохом главного героя и при этом абсолютно немилосердно орать.
Знаете, в этот момент я растерялся – ибо абсолютно не знал, за кого болеть – пожалуй, лишь убийство обоих успокоило бы на том этапе моё больное сердце. Но нюхать мадам Тенардье Парфюмер не захотел, и посему все остались живы. Кстати, больше она в мюзикле не появлялась, так что я так и не понял, к чему она вообще приходила.
Далее было явление «крутой» девицы потасканного вида с сигаретой в зубах, яростно хотевшей согрешить с главным героем. «Я не насильник, я покруче», - вяло попытался отбиться гражданин Андрей, в чьи планы не входила порнография, однако девица не унималась, разврат не прекращала, и поэтому ему пришлось убить и её тоже. Контрольное обнюхивание показало, что девица была не девой (что, в общем-то, было сразу очевидно и без того), от чего главный герой очень расстроился. В честь этой трагедии он речитативом пробормотал (ибо к тому моменту уже совсем отчаялся петь) трагическую арию под женский (или кошачий – я так и не понял) вой на заднем плане.
Затем нам стали представлять двух самых известных парфюмеров Москвы. Первый оказался представителем сексуального меньшинства французского происхождения, и его дикция позволила нам уразуметь из его речи лишь свежую мысль о том, что «мы все в дерьме», а также, что «тройная доза никому не помешает» (интересно, автор имел в виду субстанцию из первой цитаты или это он про «вечный кайф, бесконечный кайф» написал, дабы не отставать от мейнстрима?).
Второй парфюмер, плотный мужчина в красном халате, позиционировался как итальянец, и пел национальную итальянскую музыку, то есть рэп. От композитора на этом моменте окончательно сбежала муза, посему он решил попользоваться наследием предшественников, неизящно вставив в номер куски из «Санты Лючии» и «Смейся, паяц».
Текст рэпа блистал шедеврами вроде: «Дать бы ему по роже» и «Просто шок – запашок!». Парфюмер почему-то выразил желание стать композитором, но реализации его планов помешало то, что «есть уже один, зовут Сальери». Это, надо полагать, был юмор. Жаль, что Сальери не было в зале, и посему некому было в тот момент предложить «аффтарам выпить йаду»…
Далее подо что-то похожее на «Пока не меркнет свет, пока горит свеча» последовал какой-то странный шабаш (чёрная месса) с полуголыми девицами в фиолетовых тряпках, свечками и молодыми людьми во фраках на голое тело. Не знаю, чего они все хотели - главный герой в этой сцене жалобно блеял что-то про сотворение духов, и мне показалось, что он учредил храм почитания себя.
Парфюмер-рэпер предал рэп и исполнил абсолютно ненужную песню (будто их и без того было мало) про орхидею (с перлами вроде «ты мой изврат, ты мой потасканный порок»), которая отображалась бабой в белом и полуголыми мальчиками-стриптизёрами.
Итальянец взял главного героя себе в подмастерья (француз, кажется, тоже взял его в подмастерья, но к тому времени всё так запуталось, что я не понял сложную систему их взаимоотношений – что, впрочем, абсолютно неважно, так как не получило никакого дальнейшего развития, как и практически всё в этом спектакле). Песня, сопровождавшая это событие, представляла собой зачитывание стишков под гамму, которую играли вверх-вниз. Минимализм в музыке, дамы и господа! Гласс и Найман нервно курят в сторонке.
Мюзикл медленно дополз до скучнейшего апофигея первого акта, который заключался в том, что гражданин Андрей стал делать из массовки духи. Делал он это вновь безо всякой мелодии, в процессе почему-то нежно обнимаясь с деревянным туалетом и выкрикивая реплики вроде: «дрыгаем ножкой!» и «танцуем джигу!», компоненты духов в ответ на эти вопли совершали перестроения и визжали.
Композитор опять поленился сочинять музыку самостоятельно, поэтому надрал банальных цитат из более талантливых коллег, а автор текста порадовал нас гениальной строфой:
Я вам это рекомендовал,
Поскольку профессионал,
А был бы не профессионал,
То б и не рекомендовал.
Что-то вроде этого. Ну, про рифмы «где-нигде» и «что-ничто» я уже даже и не говорю ничего… Скромно молчу. Апофеоз длился так долго, что я думал, что мы уже никогда не выйдем из этого зала, однако лет через десять он всё же закончился.
В антракте пожилые леди, сидевшие за мной, обсуждали увиденное. Вид у них был весьма озадаченный и ошарашенный, однако, они быстро разрешили все свои сомнения и нашли устраивающее их объяснение: «Мюзикл, а чё там!» - успокоились они и принялись горячо спорить, не баронесса ли, которую они «видели в какой-то передаче» сидит «во-о-он там». Во-о-он там и вправду сидела баронесса (чрезвычайно эффектная и обворожительная женщина, замечу я в скобках), весь первый акт смотревшая на сцену в глубоком недоумении. На заданный каким-то её знакомым вопрос «Тебе нравится?» она ответила встречным: «Ты серьёзно спрашиваешь или нет?», однако уйти отказалась, мотивировав это тем, что «уходить – непрофессионально». Тяжело вздохнув, ибо она была абсолютно права, я подавил в себе позорное желание сбежать в буфет, покрепче ухватился за свой топор и погрузился во второй акт.
Второй акт начался с пафосного хора, задавшегося философским вопросом по основной теме произведения:
Что источает человек
И что он извергает?
Вопрос был риторическим, как вы уже поняли, так как, собственно, весь первый акт нам только и делали, что на него отвечали.
По ходу дела парфюмера-рэпера куда-то утопили, и Андрей сбежал в лес. Очередной тёмный момент в сюжете, ну да ладно. Лес был явно чернобыльский, так как рос корнями вверх. То есть корни были на головах товарищей, сбежавших с детского утренника, где они изображали деревья. Между товарищами гуляла Красная Шапочка, так что я понял – настал черёд мюзикла «Into the Woods» моего любимого композитора Сондхайма. Главный герой-злодей пробурчал какой-то русский аналог «hello, little girl!» и начал как обычно вынюхивать девственниц. По лесу стали бегать звери с фонарями вместо глаз. «Буду погромче я петь!» - объявила Красная Шапочка и была глубоко неправа. Справедливо рассудив, что это лишнее, товарищ Парфюмер снял с неё скальп (то есть, красную шапочку).
Не могу не зацитировать ещё один перл из этой сцены:
Эта последняя нота –
Будто оборвано что-то.
Я бы сказал, что именно, но, пожалуй, не буду.
На данном этапе происходящее уже окончательно превратилось в то, что вы, мои русские друзья, называете «капустником». На сцену снова вышел хор и пафосно пропел тезис «Девочка убита в пятнадцать лет!» раз этак пятьсот, не меньше. Когда мы наконец усвоили, кого, что и во сколько лет, хор начал высказывать антисемитские предположения на тему, кто же всё-таки эту «девочку убил в пятнадцать лет». Досталось также цыганам, почему-то франкмасонам и монахам, бегавшим по сцене с фаллическими символами в руках (видимо, это должно было быть смешно).
Из деревянного туалета тем временем вышел милиционер почему-то с сапогом на руке (полагаю, это был какой-то страшно политически смелый намёк на деятельность органов охраны правопорядка) и стал проводить расследование.
От «зверств полиции» главный герой решил удрать в славный город Ярославль. Там, если кто не знает, находится лестница, покрытая тряпкой, с бабой в кокошнике на верхней ступеньке. «Родина-мать» - подумал я в ужасе, ибо всегда представлял себе её как-то иначе. Сама же дама в кокошнике думала, что она Монтсерат Кабалье, но в действительности не тянула, к сожалению, даже на Сару Брайтман, так что её вокализы нанесли непоправимый вред нашим ушам.
Главного героя акустические волны не беспокоили (обострённый нюх плохо, по всей вероятности, сказался на его слухе), так что он спрятался под бабу и стал там вегетировать, периодически нюхая то ли траву, то ли грибы, и не забывая произносить тезисы про свои любимые отходы пищеварительной деятельности, справедливо решив, что про них давно что-то никто не вспоминал. В результате, через некоторое количество времени он сильно опустился, загрязнился и оброс, почему-то переквалифицировавшись в процессе обрастания из брюнета в блондина.
И тут вдруг выяснилось, что баба в кокошнике на самом деле была горой! Гора заговорила с главным героем (что же он всё-таки там такое нюхал?) и выгнала его из-под себя. Мотивировка осталась неясной, но чем-то он ей не понравился.
«Обтяпал я свои ужасные дела!» (какие дела он там успел «обтяпать» под горой, меня тоже не спрашивайте – этот момент ускользнул от моего разума) - торжественно провозгласил главный герой и от горя разразился очередной трагической, занудной и бессмысленной сольной арией минут эдак на двадцать.
Дальше начался «Starlight Express», ибо на сцене появилась дама на роликах с подсветкой (в смысле, ролики были с подсветкой) и поведала нам, что:
Всё на свете ароматно,
И ничто так не развратно.
Ролики не помешали ей заниматься прямо на сцене любовью, сопровождая свой стриптиз и смену поз из порнофильма репликами вроде:
В этой жизни только стервы…
Ты мужик иль не мужик?
Только трах да трах.
С последним тезисом не могу не согласиться – именно в это самое и превратилась данная сцена «мюзикла», непонятно какое отношение имевшая к основному сюжету. Вроде бы у Розовского нет бороды с сединой – что делает совсем загадочным возникновение у него «беса в рёбрах»…
Жанр капустника к тому времени оформился в крепкий развесистый кочан. Главный герой неожиданно поинтересовался у зала: «Вы что – собираетесь это смотреть?» (это был такой юмор). Вопрос, на мой взгляд, несколько запоздал, ибо не смотреть это надо было ещё с самого начала, а на тот момент рефлексировать уже было поздно.
На призыв дамы: «Так вонзи же своё жало!» товарищ Андрей возопил «Где цензура?» (это тоже был юмор), но цензура не пришла.
На этой сцене я чуть было не скончался от разрыва сердца в процессе смеха сквозь слёзы (не по причине великолепного и блестящего остроумия господ авторов, а от ощущения неземного маразма происходящего). Зал, правда, был в восторге, так что, если бы не явно солидарная со мной баронесса, я бы остался совсем один среди этого незамутнённого смыслом праздника жизни.
Тут господин автор сценария решил, что давно ничего не цитировал из коллег, и посему на сцене появилась лаборатория доктора Джекилла. В комплекте с лабораторией шли два дегенеративного вида лаборанта в незавязанных смирительных рубашках (это вместо мистера Хайда, видимо), а также безумный профессор из мюзикла «Дракула» (во всех приличных мюзиклах, как вы уже поняли, обязательно бывает безумный профессор. Создатели «Парфюма», разумеется, не могли оставить этот практически основной закон жанра без своего внимания).
Седовласый работник умственного труда спел нам песню, демонстрирующую, что автору текста известны слова «витальность» и «флюиды» (правда, вот, ознакомившиеся с первоисточником коллеги подсказывают мне, что эти слова господин автор текста вычитал у господина литератора). Профессору была также не чуждой и главная тема вечера. Свой вклад в её развитие он вносил тем, что «ставил научную клизму». Судя по всему, через голову наука пролезать уже не хотела или не могла…
Вопли профессора про прогресс, на мой взгляд, должны были окончательно отвратить от теории прогресса всех её оставшихся сторонников. Что до меня, то я-то уже давно утратил веру в неё – работа в сфере музыкальной критики, вынуждающая меня к просмотру таких вот «шедевров киноискусства», к сожалению, не оставляет никаких иллюзий относительно того, что человечество развивается прогрессивно...
По ходу песни профессор также «приступил к пофигизму» и вследствие этого, видимо, «открыл мирный атом», отчего «в гробу перевернулся Ньютон». На мой взгляд, Ньютон был вовсе не одинок в этот момент, далеко не одинок!
Затем профессор зачем-то взорвал динамит (видимо, чтобы публика оглохла и не слышала, как поют на сцене. Или же это был очередной привет мировым мюзиклам – в данном случае, «Кошкам», где тоже любят баловаться с пиротехникой?), после чего объявил, что «пещерный человек» (главный герой) станет «объектом эксперимента» - мы, правда, так и не поняли, какого именно – то ли по установке ему научной клизмы, то ли по взрыванию его динамитом. К слову, о том, что главный герой мюзикла – это гражданин Андрей, к тому моменту все уже, судя по всему, забыли, ибо он мелькал на сцене весьма эпизодически, а балом безраздельно правил гений научной мысли, захвативший себе второй развесёлый «сольник» подряд и бодро выплясывающий в компании своих ушибленных в раннем детстве лаборантов.
Если сие действо было затеяно с целью внесения в спектакль так называемого «сomic relief», то цель была достигнута – в зрительских массах тут же возник энтузиазм, выразившийся в бурных и продолжительных.
Парфюмера, к сожалению, клизмой из динамита так и не взорвали, а вот профессор почему-то в конце своей второй песни неожиданно умер (от чего – неясно, вроде бы, главный герой его не нюхал, да и на девственницу он не смахивал…).
Внимание, ещё один закон жанра: в мюзикле обязательно должна быть чечётка! Если ваши актёры не умеют её танцевать, то это не страшно, ибо публике важен принцип – ей всё равно понравится. Для достижения наилучшего эффекта и закрепления положительных эмоций у зала рекомендуется вставлять чечёточный номер в комплекте с безумным профессором (можно с мёртвым) и делать его никак не короче пятнадцати минут. На энной минуте из гроба встанет не только безвременно почивший профессор, но также Ньютон, Коперник, Эйнштейн и Фред Астер. Неудивительно – я бы тоже встал на их месте.
В общем, ожив от вялой чечётки (ура – ведь это был мой самый любимый персонаж), профессор наконец-то покинул сцену, так и не дав ответа на главный вопрос о том, зачем он, собственно, там вообще появлялся. В отличие от своего «вампирского» коллеги, он даже не смог трагически погибнуть, защищая главного героя…
Ну а главного героя (моментально забывшего про профессора) тем временем угораздило влюбиться в Теону Дольникову. Была она в белых панталончиках с кружавчиками, демонстрирующих небесную красоту её ног, с большим бантиком на голове и с сачком в руках. В общем, «охренеть!» - как верно выразился по этому поводу гражданин Андрей. Мечта всякого порядочного педофила и, как выяснилось, парфюмера. Последний прятался за кадкой с ботвой и вместе с отцом своей новой возлюбленной изображал мужской дуэт, который попытался сочинить по этому случаю господин композитор.
Как всякая порядочная девственница, девушка со звучным именем Нюра (потому что рифмуется с «дура») улеглась в постель (сделанную, разумеется, всё из того же незабвенного деревянного туалета) и принялась мечтать о том, «как ею овладеют». В ответ на её мечтания к туалету приполз, принюхиваясь, что твой назгул, главный герой. Как выяснилось чуть позже, это её «пупок пахучий» звал его «в космическую даль». На его предложение «изойти любовным потом» техника, не выдержавшая накала страстей, работать отказалась, страшно «зафонила» и так и не очнулась до конца этой в высшей степени лиричной сцены.
Не очень ясно, чем данный случай отличался от обычного желания Парфюмера обнюхивать юных дев и в чём именно выражалась его якобы первая настоящая влюблённость, но, заслышав тезис любимой «девушкой быть перестану», товарищ снова осатанел, позабыл про высокие чувства и придушил несчастную за аморальное поведение – и правильно, нечего было пропагандировать секс до брака.
Вопреки моим надеждам, девушка Нюра продолжила немилосердно вопить даже после своей скоропостижной кончины, предварительно, правда, спрятавшись за туалетом.
Тут на сцену снова вылез представитель правопорядка и принялся проводить следственно-розыскные работы путём свечения фонариком в лупу. Как выяснилось позже, это ему, как ни странно, помогло…
Решив, что мы за этот вечер мало выслушали занудливых и длинных трагических «сольников», режиссёр выпустил на сцену отца убиенной, который обещал мстить и потряс моё воображение шедевральным пассажем «О дочь моя, о пресвятая дева!». Что дева – это мы уже поняли, но чтобы уж прям вот так пресвятая – это, пожалуй, будет чересчур. Но он, правда, хотя бы пел на общем фоне ничего так…
А главного злодея таки тем временем поймали (причём абсолютно без помощи обещавшего мстить батеньки, так что зачем мы слушали его занудливый и длинный трагический «сольник», так и осталось сокрытым) и посадили всё в тот же великий деревянный туалет.
Там он неожиданно решил заняться нехарактерным для туалета делом, а именно – богоборчеством. Потому что в мюзикле ещё не было цитат из рок-оперы моего любимого композитора Ллойда Уэббера. Только там пели «Jesus Christ, who are you, what have you sacrificed?», а здесь товарищ Андрей, вопросив «Господь, ты хто?» и ответа не получив, вывалил на голову создателя целый ряд истерических тезисов вроде «Господь, ты мне неинтересен!», «Господь, уйди с моей дороги!», а также почему-то чрезвычайно интересную для господа информацию о том, что свои кишки он (главный герой) не покажет. Бог был, вероятно, в отпуске, так как реплики Андрея он никак не прокомментировал, а мои молитвы о том, чтобы сей мюзикл, наконец, завершился, также не возымели никаких последствий.
Вместо этого на сцену вывалил хор жертв любителя всё нюхать (привет «Отверженным»! – там тоже почившие дамы по сцене разгуливали), и тут-то мы наконец-то поняли, в чём заключалась основная идея произведения, ибо под музыку какой-то революционной песни занюханные до смерти девы спели о том, «сколь коварны бывают мужчины». В том смысле, что дамы к ним со всей душой, а они их – в духи перерабатывать, вместо того, чтобы в кусты тащить. Совсем как в недавно услышанной мною от знакомых московских панков частушке:
Отдалась я ему при луне.
А он взял мои нежные груди,
И узлом завязал на спине.
Вот и верь после этого людям...
Девы тем временем выстроились в боевую шеренгу и стали с видом комсомолок на допросе торжественно завывать:
Нет, мы не жаждем мести,
Слава девичьей чести!
Учитывая, что часть убитых «дев» явно не придавала этому моменту большого значения при жизни и активно рвалась расстаться с тем самым, чему слава, смотрелось сие странно. Да и кто бы в очередной раз объяснил авторам, что любая фраза, повторенная пятьсот с лишним раз, вызывает раздражение, а тем более – такая высокохудожественная фраза.
Но самое ужасное, мои дорогие любители мюзиклов, заключалось в том, что зал внимал этому гимну девственниц с каменными, преисполненными неподдельной скорби лицами и на полном серьёзе.
В туалет пришли судьи и стали судить. Массовка решила порадовать нас ещё одним рэпом (одного было мало), противоречащим предыдущему опусу:
Видно только честных девушек любил –
Дебил.
Погибший и оживший профессор, кстати, снова образовался на сцене и почему-то переметнулся на сторону граждан, ругающих главного героя. Тут появился я. Вернее мой коллега – палач с большим топором. Он, правда, практиковал нецелевое использование топора – играл на нём, как на гитаре, вместо того, чтобы применять по назначению.
В последний момент, когда я уже возрадовался, что Парфюмер сейчас наконец-то расстанется со своей головой, объявили, что в силу того, что у него было счастливое детство, хронический авитаминоз и скользкие подоконники, его казнить не будут и вообще отпустят на все четыре стороны. Интересное у них судопроизводство, ничего не скажешь...
Потом все почему-то снова оказались на помойке, композитор без особого успеха попытался подражать Уайлдхорну, и начался какой-то очередной шабаш, сути которого я не понял, ибо к тому моменту как раз вывихнул себе челюсть от скуки и пытался поставить её на место. Но парфюмера по ходу дела как-то незаметно и бесславно разорвали на клочки и чуть ли не съели. А потом совершенно неожиданно вдруг стали его… благодарить. За что, как вы думаете, друзья мои?
Преображён российский дух…
Исчез благодаря тебе сортир.
Вонь кончилась.
Россия пахнет хорошо.
Это, видимо, была такая новая национальная идея. Сортир, конечно, и вправду исчез. Непонятно только, куда они, бедные, потом без него, и каким именно образом главный герой внёс вклад в великое и благородное дело международной борьбы с сортирами (духами он их что ли поливал до полного исчезновения?...или пил только одеколон?...).
Все возрадовались, главного героя собрали из клочков, короновали и стали всячески прославлять и чествовать. Завершилось всё противоречащим самому себе (вот, быть может, вы объясните мне, как можно сочетать оба нижеупомянутых призыва?) тезисом:
Люди душиться давайте,
Свой аромат не скрывайте.
И лозунгом:
Да здравствует в мире парфюм!
В общем, все бегом в магазин за одеколоном. Не хватало только банера какого-нибудь «Арбат-престижа» над сценой для полного счастья.
Но кто объяснит мне, какова была основная мысль этого произведения? Нужно убивать девственниц и делать из них духи? И тебя за это все будут благодарить и прославлять как героя? И в этом – спасение России? И это – пахнет хорошо? Да здравствует парфюм из трупов? Простите покорно, не претендую на полное знание того, чем сейчас «пахнет Россия», но от такой «морали» тянет какой-то подозрительной вонью...
В общем, мои дорогие любители мюзиклов, оцените героизм вашего покорного друга-критика. Целых три томительных часа и пятнадцать минут я не переставал изумляться, что есть люди, которые всерьёз пишут, ставят и смотрят подобные произведения искусства.
Итак, резюмируем:
Неинтересная, банальная, просто никакая музыка, беднейшие и примитивнейшие аранжировки, ни одной запоминающейся мелодии. Претендующие на пародийность моменты сделаны настолько топорно и неизящно, что лучше бы их не было вовсе.
Ужасающе бестолковый и нелогичный сценарий. Тексты, про которые даже говорить ничего не хочется. Тема дерьма раскрыта, как говорится – «аффтар», ради бога, не «пеши исчо», с нас уже хватит.
Затянутое всё – затянутое действие, неимоверно длинные и затянутые номера. Складывалось ощущение, будто авторам платили за количество страниц в партитуре, и они специально старались увеличить себе зарплату, растягивая и без того тоскливое представление, или же попросту страдали патологической неспособностью поставить точку. Часть номеров можно было сократить втрое, часть – выкинуть вовсе, и всё это без всякого ущерба для смысла. Постоянное использование массовки в роли рассказчика – ещё один большой удар по и без того слабому сценарию.
Единственное, что было чуть выше уровня детского утренника – это хореография, поставленная тремя студентами второго курса. Прыгали местами и вправду прилично. Но общую ситуацию это не спасало.
Цитаты из более великих предшественников, чечётка, бордельные номера, роликовые коньки, рэп, безумный профессор и так далее - «с миру по сцене – Розовскому спектакль» - так можно было бы перефразировать известную русскую поговорку. Однако, как и в трудном деле производства парфюмерии, простого перемешивания необходимых для мюзикла ингредиентов оказалось в данном случае явно недостаточно. В чём же дело? Быть может, авторам спектакля следовало взять пример со своего героя, обнюхать, а затем порешить несколько десятков девственниц?...
Общее ощущение, которое оставляет этот спектакль, это обида. Обидно, что уважаемый человек, которого мы все знали как хорошего режиссёра, вдруг принялся разрабатывать «сортирную» тему. Обидно за актёров, вынужденных три с лишним часа отчаянно изматывать себя, пытаясь делать то, чего они не умеют.
И самое обидное - это то, что «мюзикл, а чё там!» - думает зритель и всерьёз верит, что это пропитанное вонью действо, которое ему продемонстрировали, и есть мюзикл. Мюзиклу, в понимании тех самых пожилых леди, дозволено иметь плохую музыку, ужасные тексты, отвратительную сценографию и не умеющих петь актёров. «А чё там!», и так сойдёт – главное, что это модный ныне жанр. И многие так и не узнают, что мюзикл, настоящий мюзикл, каким его знают и любят во всём мире – это Роджерс, это Хаммерстайн, это Сондхайм, это Шонберг с Бублилем, Ллойд Уэббер с Райсом, в конце концов. Смотрите, до чего меня довел этот спектакль! Срочно, срочно в отпуск, пока я не стал каким-нибудь там фантомоманом – дышать свежим воздухом, лечить расшатанные нервы, слушать Баха и точить свой изрядно затупившийся топор.
Всегда Ваш,
Впавший в мировую скорбь
Фрэнк Рич,
Московский Мясник.
Frank_Rich@hotmail.com
Кто сейчас на конференции
Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 2