Бабайки

[Фамильное Привидение]

Amnesia

- АмнЕзия, - гордо поправил меня коротышка, который утопал в кресле по самую лысеющую макушку. – АмнЕзия. Ударение на Е.
- Но ведь люди привыкли говорить «амнезИя». – я держал ручку над блокнотом, готовясь поставить кляксу ударения.
- Что ж, придется им теперь переучиваться… - сказал коротышка еще более гордо и предложил: – Сигарету?
Я отрицательно покачал головой.
- Спасибо, но я бросил.
- О, - восхищенно покачал головой коротышка. – Сила воли! Уважаю!
- Спасибо, - я решил замять эту неприятную для меня тему. – Доктор Диллиган, расскажите, пожалуйста, об этом своем методе – «АмнЕзии»?
Коротышка улыбнулся и заморгал своими добрыми голубыми глазами. Вокруг лысеющей макушки у него, словно облачко, вился белый пушок.
- Хм… Даже не знаю, с чего начать, - он поудобнее устроился в кресле. – Думаю, что вам не особенно интересен рассказ об истории научных исследований в области памяти?
Я пожал плечами:
- Мне-то может и будет, а вот читателям газеты - вряд ли. У нас же не научный журнал, да и я собираюсь писать рекламную статью, а не хронику исследований.
- Ну хорошо, - доктор побарабанил пальцами по подлокотнику. – Тогда про Мартина Джонса, Абу Сингха и Николая Беседина я рассказывать не буду… Про трансценферическую параболу ментаморологического субъективизма тоже..
- Упаси Бог, - подмигнул я.
- Ну хорошо, - улыбнулся он. – Тогда начну с самого главного. Вы когда-нибудь думали о том, как воспоминания влияют на нашу жизнь?
- Ну это естественно. В смысле, не думать, а то, что воспоминания обязательно влияют на нашу жизнь. Мы же не можем жить без памяти.
- Нет, я немного не о тех воспоминаниях, - покачал головой Диллиган. – Вы говорите о памяти вообще. А я имею в виду отдельные воспоминания, которые сами по себе не несут какой-либо функциональной нагрузки, но могут довольно сильно отравить человеку жизнь.
- Например?
- Да сколько угодно! В жизни любого человека случается огромное количество конфузов или неприятных ситуаций. Например, как ребенком стошнило в музее во время школьной экскурсии. Или поскользнулся и упал в лужу на глазах любимой девушки. Или забыл застегнуть ширинку и пришел к начальнику на прием. А сколько таких неприятных воспоминаний у женщин? Вышла на улицу со стершейся помадой. Сломала каблук и упала посреди магазина. Да еще куча всего, покопайтесь хотя бы у себя в памяти. Ведь было что-то подобное?
Я кивнул головой.
- И почему-то человек об этих мелочах помнит, а какой-нибудь важный телефон забывает, - продолжил доктор. - Да дело даже не в этом. А в том, что память об этих конфузах сильно отравляет человеку жизнь. Именно в этих мелочах гнездятся все фобии, вся неуверенность человека в себе, все ночные кошмары. И даже человеческие неудачи.
- Вы хотите сказать, что все зло в мире – в воспоминаниях о конфузах?
- Нет совсем. Не мировое зло – это слишком глобально. Но зло в локальной человеческой жизни – да. Человек начинает бояться, стесняться, зажимается или же, наоборот, пытается преодолеть себя, и в результате только сильнее усугубляет все.
- Ну да. Так оно и есть.
- И это только то, что касается воспоминаний о конфузах. А трагические воспоминания? У вас никогда не было так, что вы винили себя в чем-то? У вас никогда не было воспоминания о том, что уже не возможно исправить, но оно гложет вас постоянно?
Карандаш скользнул по бумаге и оставил рваную полосу.

Было. И есть. Кэрол. Это была наша первая и единственная дочь. Мелиссе, моей жене, сказали, что из-за ошибки во время родов она больше не сможет иметь детей. Врачи приходили к нам, извинялись. Признавали свою вину и не понимали, почему мы не обращаемся в суд. Зачем? Все равно ничего нельзя было изменить. Да мы и не придавали значения этому, не думали – ведь нас было трое, у нас была Кэрол. Была…
Мы так и не знаем, кто был виноват в том пожаре. Непотушенная сигарета. Сигарета с ментолом. Мы оба курили эти сигареты. Но не знаем, кто именно не потушил ее. Мы даже не помним, кто курил последним. Искра. Пожар. Задымленная детская. Маленький гробик. И новый дом. Дом только для двоих. С тех пор навсегда для двоих.

- … таких воспоминаний огромное множество, - продолжал доктор. – И они мешают жить. Я знаю акушера, который однажды ошибся во время операции. Пациентка осталась жива, но не могла иметь детей. Дурацкая ошибка, его вины, по большому счету, практически не было. На него даже в суд не стали подавать. Но он больше не мог работать. Он боялся. Боялся даже зайти в операционную. Его сгубило это воспоминание об ошибке. Он бросил работу, спился и иногда я вижу его ночующим под мостом. А если б он забыл об этой ошибке, то продолжал бы оперировать дальше – ведь врачом-то он был хорошим…. Так вот.. – Диллиган сделал театральную паузу. – Я изобрел метод, позволяющий избавить людей от подобных негативных воспоминаний!
- Гипноз? Но это уже давно…
- Нееет, - замахал руками доктор. – Ни в коем случае! Гипноз очень ненадежный метод. Он не удаляет воспоминания, а просто загоняет их поглубже. И они всегда могут всплыть в самый неподходящий момент. Да и вообще, внедрение в сознание…
- А вы предлагаете не внедряться в сознание?
- Вообще-то нет. Не совсем. Ну… не в той, степени, как гипноз.
- То есть?
- Ну… я не буду рассказывать вам все технологии этого метода. В самых общих чертах – я изобрел способ представить человеческую память как набор неких файлов, сродни компьютерным. И, после того, как я разворачиваю эту «карту» памяти, я могу, по просьбе пациента, удалить вредные воспоминания.
- Лихо, - улыбнулся я. – Но не вредно ли это? Как себя после этого чувствует человек?
- Великолепно! - всплеснул руками доктор. – Человек просто преображается! Выгляните в коридор, он уже должен подойти.
Я встал и выглянул в коридор. Около кабинета сидел молодой парень со сломанным носом и слегка косящими глазами. Он листал какой-то журнал и весело болтал по сотовому.
- Ну как? – спросил доктор, когда я вернулся.
- Что как?
- Что вы о нем думаете?
- Ну что… - я пожал плечами. – Нормальный веселый парень.
- Ага! А неделю назад он был замкнутым неврастеником. Пару лет назад он ночью, пьяный, сбил женщину. Свою вину признал, договорился с родственниками погибшей – вроде бы все нормально, но вот воспоминания о происшествии чуть не погубили его. Он уже в петлю собирался лезть. А маленькая модификация памяти – и он снова радуется жизни.
Мы проговорили еще около часа. Доктор оказался прекрасным собеседником и увлеченным ученым. Так что уже возвращаясь домой, я точно знал, что статья выйдет замечательной.
Так и получилось.

Статья сыграла свою роль. Вернее, несколько ролей. Тираж нашей газеты вырос в несколько раз – хотя куда уж больше? Потом выяснилось, что горожане покупали по несколько экземпляров и отсылали родным и друзьям в поселки и мелкие городишки. И все из-за одной этой статьи. И, конечно, грандиозный успех метода доктора Диллигана. К нему выстроилась очередь на несколько лет вперед. Его уговаривали взять учеников, обучить персонал своей методике – но он отказывался. Максимум, на что он соглашался – это на обучение нескольких санитаров основной «черной» работе: подготовка пациентов к процедуре, слежение за датчиками приборов. И ни на йоту больше. Маленький коротышка хотел быть единственным властелином человеческой памяти.
Но я не мог винить его за это. Он был прав. Абсолютно прав. Люди, прошедшие через модификацию воспоминаний, на самом деле преображались. И это были не рекламные ролики, искусственные эмоции. Я видел этих людей в редакции, среди своих соседей и приятелей – метод Диллигана был безопасен и относительно недорог, а что еще нужно для того, чтобы люди с энтузиазмом кинулись воспользоваться им? Центр Диллигана «Amnesia» теперь занимал десять этажей, и каждодневно через маленькие ручки коротышки проходило около сотни человек. Как он этот делал – я не знаю. Но скорость не шла в ущерб качеству. Не были ни одного недовольного пациента. Более того, модификация памяти стала теперь модной и обычной процедурой – как стрижка или маникюр. Нахамили на улице? Случайно во время важного совещания опрокинули на белую рубашку чашку кофе? Приснился нехороший сон? Зачем теперь были нужны эти мелкие бытовые неприятные воспоминания? Пара минут в центре «Amnesia» - и все становилось как прежде.
Люди менялись, преображались в лучшую сторону. Я видел это. Видел своими глазами. Среди соседей, приятелей, коллег. Они становились более легкими в общении, более улыбчивыми, более добрыми, более щедрыми – потому что не помнили об обидах, о неприятностях и о не отданных долгах. Люди становились лучше. И с ними рядом было лучше.

Поэтому я и принял решение отвести Мелиссу к Диллигану.
Он даже не взял с нас денег – потому что помнил, что подобным успехом во многом обязан моей статье. И даже принял Мелиссу вне очереди – хотя за дверями стояло около полусотни клиентов.
Когда она вышла из кабинета после процедуры – я не узнал ее. Вернее нет, узнал, конечно, узнал. Узнал ее такой, какой она была десять лет назад. Без горя в глазах, без затаенной боли и безумного желания напиться, которое все эти годы я явственно читал в ее зрачках. Она была другой. Она снова была той.
Я поблагодарил доктора, сказал, что готов сделать для него все, что угодно, но он лишь лукаво махнул рукой – он слышал подобные излияния по несколько раз на дню. И мы ушли.

Я не мог нарадоваться на то, какой теперь стала Мелисса. Она с первого же дня стала интересоваться тем, что идет в кинотеатрах, потащила меня в магазины одежды, сделала новую прическу и маникюр. И даже снова стала курить сигареты с ментолом. Нет, конечно, она не забыла о том, что у нас была дочь. Нет, конечно, она помнила, что Кэрол погибла. Но она забыла тот самый момент неуверенности – из-за чего она погибла. Мелисса помнила о пожаре – но забыла о своей неуверенной вине. Доктор вырезал лишь секундное воспоминание – но эта секунда теперь кардинально преобразила нашу жизнь. Меллиса наконец-то стала живой, не проматывающей в памяти постоянно те самые роковые секунды – потому что не помнила их. На могиле Кэрол, куда мы вскоре съездили, она скорбила, но без истерик и биения лбом о надгробие. Она стала живой.
Но от этого мне становилось все хуже.
Потому что я-то помнил.

И я решил тоже прийти к Диллигану. Нельзя сказать, что это решение далось мне легко. Я журналист – и слишком многое в моей профессии зависит от памяти. Я не то, что не доверял мастерству Диллигана, или боялся процедуры – вовсе нет, я же видел, что все это безопасно. В конце концов, я же отвел к нему жену – разве может быть больший показатель уверенности и доверия? Просто я опасался, что после того, как потеряю это секундное воспоминание, то не смогу больше с прежней живостью описывать подобные случаи. Я отстранюсь и стану обычным журналистом, который не проживает и не переживает каждый описываемый случай.
Но, наконец, я решился. Потому что мне с каждым днем становилось все тяжелее и тяжелее смотреть на Кэрол.
Потому что ей было легко, а мне тяжело.
Потому что я завидовал ей.
Потому что я помнил.

В то утро я завтракал перед тем, как отправиться в центр к Диллигану. Накануне вечером я договорился с доктором о приеме, а тот уговорил меня сделать процедуру бесплатно. Так что это было последнее утро, отравленное болью и завистью. Впереди меня ждала спокойная легкая жизнь, без мучительного воспоминания и угрызения мнимой совести.
Так я думал.
До того самого момента, как развернул утреннюю газету.
И узнал два портрета на первой полосе.

Маленький смешной коротышка с венчиком белого пушка вокруг лысеющей макушки.
Диллиган.
Сбит вчера поздно вечером около своего дома, когда возвращался из центра.
Если никому не удастся расшифровать его методику, то Центр закроется. Предоплата за процедуру вернется пациентам, которых не успели обслужить.
Приносим свои соболезнования родным и близким.

И второй.
Я тоже узнал его.
И мне стало страшно.

Молодой парень со сломанным носом и слегка косящими глазами.
Тот самый, кого я видел в тот день, когда брал у Диллигана интервью.
Тот самый, который несколько лет назад ночью уже сбил человека.
Но уже забыл об этом.
И поэтому снова ехал ночью, на огромной скорости, пьяным.
Потому что забыл.

И я понял, что за джинна выпустил маленький смешной коротышка с венчиком белого пушка вокруг лысеющей макушки и добрыми голубыми глазами. Я подумал о сотнях, тысячах людей, которые забыли свои ошибки. Подумал о врачах, которые забыли о загубленных пациентах, подумал о водителях, которые забыли свои аварии, подумал о преступниках, которые забыли о наказаниях, понесенных за преступления. И почувствовал, как у меня на затылке зашевелились волосы.

Теперь я очень осторожно езжу по дороге. Предпочитаю как можно реже обращаться к врачам. Купил пистолет для себя жены и завел огромного волкодава.
А еще я сделал своей привычкой просыпаться ночью каждые 15 минут. И принюхиваться. Потому что я, в отличие от нее, не изменился.
Потому что я помню.
Все помню.

[Фамильное Привидение]

Про мальчика, трех человек, кролика и желания.

Они прибыли на рассвете, практически одновременно. То ли потому, что были слишком заняты для того, чтобы прибыть раньше, то ли не считали это нужным. Наверное, и то и другое было одинаково верно.
Их было трое.
Мужчина – безработный. Зашитые на колене брюки, потертый пиджак, унылое выражение лица. Пришел пешком. Вернее, сначала доплыл на пароходе, потратив на билет в третьем классе последние деньги, ну а потом пешком добрался до этого маленького городка, затерянного среди холмов.
Женщина – известная актриса. Изысканный макияж, солнечные очки, жеманные манеры. Через океан летела на самолете, а уже здесь наняла джип, который и доставил ее на место.
Старик – миллиардер. Инвалидное кресло, портативная капельница, недовольно поджатые губы. Не мелочился, доставил себя, любимого, на личном вертолете.
Они смотрели друг на друга с неприязнью. Нельзя сказать, что они были соперниками, но, тем не менее, каждый из них почему-то тихо ненавидел другого. Безработный – актрису и миллиардера за то, что у них были деньги. Актриса – миллиардера и безработного за то, что один был стар и уродлив, а другой грязен и беден. Миллиардер – актрису и безработного, просто потому, что он не любил людей вообще.
Они стояли на городской площади – вернее, на месте, которое могло бы быть городской площадью – и оглядывались по сторонам.
Им не хотелось посвящать в свои планы посторонних людей. Если эта информация дошла до них окольными путями и за такие большие деньги – смысл разбазаривать ее даже намеками? Им нужен был проводник на холм, причем такой проводник, который не будет сильно задаваться целью их путешествия, проводник, которому мало кто поверит в городке, если он вздумает потом рассказать о пережитом. На эту роль подходили три типа людей – сумасшедшие, алкоголики и дети. Первые два отпадали сразу, потому что попросту могут не довести до места – заблудятся в своих галлюцинациях. А третий вариант попался им на глаза весьма скоро. Обычный десятилетний, чуть замызганный мальчуган – каких много в любом другом городе. Он сосредоточенно расковыривал гвоздем цемент в каменной кладке стены и с готовностью согласился пойти с ними и показать дорогу на вершину холма.
Разумеется, он не спросил, зачем им так нужно туда – разумеется, сами они ему об этом не сказали.
До подножия холма они добрались без особых проблем – встречные иногда с любопытством оглядывались на трех незнакомцев, ведомых мальчиком, но шли дальше, ни словом, ни делом не остановив их.
Перед подъемом наверх безработный снял пиджак, актриса посмотрелась в зеркальце, а миллионер, недовольно кряхтя, вылез из инвалидного кресла и оказался довольно крепеньким стариканом. Мальчик же вытер нос и повыше поддернул спадающие шорты.
На вершину они поднялись тоже достаточно быстро. У них даже мелькнула мысль о том, что мальчик-то, собственно, им был и не нужен. Тропинки там не было, но ведь, с другой стороны, холм это и не лес – заблудиться достаточно сложно.
На вершине холма, как тонзура у священника, находилась поляна. И, странное дело – несмотря на то, что внизу, у подножия, светило яркое солнце, а небо было чистым и ясным, на поляне моросил мелкий дождь. Он постукивал по носам, цеплялся за ресницы и путался в волосах – словно настойчиво, но твердо предлагал уходить отсюда. Как тактичный хозяин, который вежливо, но упорно выпроваживает нежданных гостей.
Но они не ушли. Наоборот, она вышли на самую середину поляны.
И стали ждать Исполнителя Желаний.
И он вышел им навстречу.
Черный кролик под белым зонтиком.
Очень грустный черный кролик под очень маленьким белым зонтиком.
-Пришли… - печально сказал он. – Ну давайте, говорите…
Трое переглянулись. Мальчик снова поддернул шорты.
- Ээээ.. так это вы - Исполнитель Желаний? – спросил старик.
Кролик вздохнул и сел на хвостик.
- Да, это я – Великий и Могущественный Исполнитель Желаний, Который Исполняет Все Желания Именно Так, как Хотел Желавший и При Этом Не Требующий Ничего Взамен. Иногда добавляют еще что-то, но я уже не помню.
- Какой-то сумасшедший дом… - простонала актриса.
- Да ладно вам, - махнул рукой безработный. – Говорящий заяц…
- Вообще-то я кролик, - поправил кролик.
- …говорящий заяц – это уже что-то. Так что может это просто прекрасная конспирация Исполнителя Желаний. Ну, чтоб там всякие лишний раз не тревожили.
Кролик хотел что-то сказать, но передумал.
- Так что считаю, что нам все-таки стоит исполнить задуманное, - продолжил мужчина.
Кролик с готовностью закивал головой.
- Да, да, да.. Говорите, я слушаю.
Они переглянулись.
- Я хочу быть богатым, - сказал безработный.
- Я хочу быть самой красивой в мире, - сказала актриса.
- Я хочу жить вечно, - сказал старик.
Кролик вздохнул.
- Понятно. Как всегда одно и то же. Вы получите то, что хотите. Спасибо за то, что посетили мою скромную обитель.
С этими словами он развернулся и ушел в мокрые кусты.
Трое человек переглянулись.
- И…это…все? – дрожащим голосом спросила актриса. – А где фанфары? Где продажа души? Где все?
- Да кому нужна ваша душа? – сварливо проскрипел старик. – А вот отсутствие прекрасной крестной феи меня весьма огорчило.
- Вы испорчены кино и сказками, - усмехнулся безработный. – Значит, на самом деле все происходит вот так…. Неудивительно, что об этом мало кто знает. Кто поверит в то, что исполнителем желаний окажется плешивый заяц под драным зонтом…
Они хихикнули, развернулись и стали спускаться с холма.

Мальчик остановился на полпути и посмотрел в спины уходящим людям. Те шли быстро и бодро – более быстро и бодро, чем поднимались наверх. Мальчик понял, что они дальше справятся и без него. Поэтому он немного постоял, подумал, повернулся и пошел назад.
На полянке все так же шел дождь. Кролик сидел под зонтиком и грустно смотрел перед собой.
- Смотри, - показал он лапкой.
Мальчик поднял голову. И вскрикнул. Со всех сторон полянку обступили волосатые и клыкастые твари. Они злобно шипели, высовывая раздвоенные языки, и из пастей у них тянулись белые нити слюны.
- Они приходят все время, - печально сказал кролик. – И с каждым разом их все больше и больше.
- А кто это? – спросил мальчик, озираясь по сторонам.
- Это желания, - ответил кролик. – Человеческие желания.
- А почему они такие… страшные?
- Какие есть… - вздохнул кролик и покрепче сжал зонтик в лапке.
Где-то в глубине леса мелькнуло что-то розовое, и спустя несколько мгновений задался писк и чавканье.
- Ну вот… - поежился кролик. – А это было какое-то хорошее желание. Мир во всем мире… или чтобы болезни исчезли… Хорошее было.. Было..
- И.. они нас тоже так..съедят? – вздрогнул мальчик.
- Меня – не знаю, - покачал головой кролик. – А тебя скорее всего нет. Они приходят в ваш мир грозами, градом, засухой… но только я вижу их в их зверином обличье.
- Ааа… что, хороших желаний вообще нет?
- Ну почему…бывают… вы видите их радугой, каплей росы на листке. А я вижу их розовыми птицами и синими бабочками…
В чаше снова что-то мелькнуло, и снова чем-то зачавкали.
- Недолго вижу… - грустно уточнил кролик.
Мальчик придвинулся к нему поближе.
- Скажи, а все кролики так могут? Ну, желания исполнять? – тихо спросил он.
Кролик кивнул.
- Все.
- Но почему другие тогда не делают этого?
- А потому что они умные. А я дурак. Решил, что так будет лучше. Решил, что все-таки есть хорошие желания… Кстати, а ты-то чего хочешь?
- Да ничего, - пожал плечами мальчик.
- Не, ну подумай.. А то чего зря-то сюда шел. Не может быть так, чтобы вообще никаких желаний не было.
Мальчик озадаченно потеребил нижнюю губу. А потом пододвинулся к кролику поближе и прошептал что-то в его мягкое ухо.

*****
Желания начали исполняться быстро. И в точности так, как хотели желавшие.
Мужчина довольно быстро дошел до портового города и там, в одной из многочисленных арок, ветер швырнул ему в лицо крупную купюру. Ее хватило на то, чтобы купить себе уже не билет на пароход, а заказать место на небольшом частном самолете, где были только он, пилот и груз – несколько ящиков и тюков. Но на полпути забарахлили моторы, и самолет рухнул в океан.
Мужчина выжил. Более того, он даже выбрался на островок – единственный островок на многие мили вокруг, островок семь метров на три. Пустой и голый – без деревца или озерца. Семь метра на три камней.
Ему даже удалось спасти груз – все ящики и тюки. Разобрав их, он обнаружил, что это были ресурсы какого-то банка – золотые слитки и банкноты. Ни единой банки консервов, ни бутылки воды.
Он так и умер там – на островке семь метров на три, в окружении купюр и золотых слитков.

Актриса вернулась в свои апартаменты уже ночью, долго вглядывалась в зеркало, но не заметила каких-либо изменений. Утром она тоже первым делом метнулась к трюмо – но то показывало все те же, давно знакомые и подчас ненавидимые черты.
А через пару минут, включив телевизор, она узнала об эпидемии.
Болезнь вспыхнула внезапно и прошла через пару дней, оставив свои отпечатки на лицах людей – в виде язв и шрамов. Она оказалась наследственной – и с тех пор даже у малых детей лица напоминали сморщенные печеные яблоки.
Актриса же осталась такой же, как и была. Теперь она была самой-самой красивой в этом уродливом мире.
Но мир быстро подстроился под новую ситуацию. Теперь красавцами стали считаться те, у кого на лице было как можно больше рытвин.
И теперь она стала считаться самой уродливой. И до самой старости, чтобы считаться самой красивой, ей приходилось выбривать брови и рисовать на лице язвы.

Миллиардер живет до сих пор. Он уже давно не узнает никого, не ощущает вкуса пищи, не любуется красивыми девушками, даже вряд ли о чем-то мечтает. Он просто живет – как старый трухлявый пень.
Думается, когда-нибудь рано или поздно, его внуки или правнуки выйдут из себя и все-таки похоронят деда. Но и тогда, под 6 футами земли, в дубовом ящике, он так и будет продолжать жить.

Желания начали исполняться быстро. И в точности так, как хотели желавшие.
Желание стать богатым - не прилагая усилий.
Желание стать красивой – на фоне уродов.
Желание жить вечно - жить ради себя.

*****
А мальчик тем же вечером спустился с холма. В руках он нес небольшую плетеную корзинку. А в корзинке лежал черный кролик. Веселый черный кролик. Мать мальчика поначалу была наотрез против того, чтобы в доме было животное, но кролик посмотрел на нее своими бархатистыми черными глазами, и ее сердце растаяло.
С тех пор в их доме живет черный кролик.
Иногда рассказывают, что если в городке появляется радуга, то она встает именно над их домом.
Но в этот мало кто верит.
А еще иногда подвыпившие гуляки судачат о том, что в дождливые вечера видят, как по городу прогуливается черный кролик с белым зонтиком.
Но в это уже вообще никто не верит.

[Фамильное Привидение]

Через день на третий будет дождь

Посвящается всем реалити-шоу.

Два легких истребителя одновременно крякнули, хрюкнули и заглушили двигатели. Несколько минут стояла гробовая тишина. Затем где-то на болоте смачно рыгнула лягушка, вслед за ней сухо и осуждающе затрещали невидимые кузнечики, потом, склочно и визгливо, заорала какая-то птица. Окружающий мир вернулся к обычной жизни. Он даже не притих ни на секунду, когда хлопнули люки, и на траву соскочили два пилота.
- Мать… - мрачно резюмировал один из них ситуацию.
- Ага, - подытожил второй.
И они замолчали.
Лес вокруг них шумел и переливался трелями, чавканьем и шлепаньем, словно не в первый раз видел людей и их странную технику. Люди же не обращали внимания на лес. Их больше всего интересовали необычно горячая обшивка их истребителей, а также неожиданно гробовое молчание раций.
А потом зашуршали кусты, и к ним вышло существо.
Оно было невысокого роста, радикально блондинистое, очень фигуристое, в короткой джинсовой юбке, зеленой майке и сандалиях на босу ногу. Его лицо было смутно знакомо.
- Ну че, типа? - спросило существо, вяло жуя жвачку.
Марк напряженно всматривался в его лицо, стараясь разглядеть за толстым слоем румян, помады и теней, знакомые черты и понять, кто же это. За его спиной пыхтел Деннис, очевидно, пытавшийся решить эту же самую загадку. На болоте истерично надрывалась какая-то скандальная лягушка. Существо смотрело на пилотов спокойно и ожидающе.
- Ну че, типа к нам? - спросило оно, надуло розовый пузырь из жвачки и звучно щелкнуло им. Лягушка крякнула и заткнулась. - Типа, на Периметр?
Марк и Деннис ахнули одновременно. Периметр! Всеми забытый и покинутый Периметр!

***********
Это история началась восемь лет назад. То был период популярности реалити-шоу. Всех сортов и всех видов: звезды эстрады на строительстве Нильско-Оранжевого Канала, десять человек, засланных в стаю пингвинов под видом пингвинов, шоу "Сделай пластическую операцию наугад" и так далее и тому подобное. Но самым ярким и самым популярным был Периметр. Некоторое время он конкурировал с "Очумелыми Писаками" (пятерым участникам давалась задача - написать приключенческий роман за месяц. Победитель получал краткосрочную славу и долгосрочный контракт "литературного негра"). Но Периметр был проще и ближе. Правда, злопыхатели говорили, что он был банально тупее. Возможно. И даже именно так. Просто он достиг того определенного уровня тупости, когда от него уже не требуют ничего значительного, а считают милым домашним животным наподобие глупого хомяка. Смысла в нем не было никакого - в Карпатских горах, наглухо отрезанные от окружающего мира, под пристальным прицелом телекамер жили двадцать парней и девушек. Ели, пили, совокуплялись, не заботились ни о чем. У них было все, что необходимо для вялой беззаботной жизни. Даже природа была подстроена под них - специальные машины делали так, что через день на третий на Периметре был дождь.
Периметр шел в прямой эфир ежеминутно круглые сутки. Канал "Реал" специализировался исключительно на нем. И канал получал огромные деньги. Всего двадцать человек обеспечивали едой и работой несколько сотен "реальцев". А также тысячи фанатов - кумирами.
Поначалу Периметр был хитом. Но затем его популярность несколько спала. Режиссеры незаметно подкидывали участникам конфликтные ситуации, чтобы оживить картинку, но и это скоро наскучило зрителям. Потом решили обострить ситуацию еще сильнее. Каждой девочке, как бы случайно, предложили упаковку пургена. Надежда на шоу с отравлением соперницы оправдались. Но не совсем так, как ожидали режиссеры. Оказалось, что самой большой соперницей для всех участниц была ведущая. Неделю ведущая сидела и спала в туалете, а потом, тщетно прикрывая гримом позеленевшее лицо, мужественно сообщила, что она решает предоставить участником самим себе.
Так и получилось. Теперь на проекте не было ведущих и посторонних - только автоматические камеры, да изредка ремонтники и новые участники. А все оставшееся время на Периметре ели, пили, совокуплялись и знали, что через день на третий будет дождь.

****************
А через год появился тринадцатилетний Элайджа Бойл.
Чудо-мальчик, вундеркинд. "Новый Леонардо да Винчи" - как его называли газеты. Элайджа за три месяца выдал столько изобретений, что мир прыгнул на десятилетия вперед. Сверхэкономичное топливо, новый способ кодирования и хранения информации, новый вид прочных и в тоже время легких пластмасс, а так же простая и элегантная конструкция дешевого робота - Элайджа был гением практически во всех областях науки. И с его помощью наука стала модной. Теперь престижно было иметь в виде хобби химический кружок, Клуб Любителей Теоремы Ферма или на досуге собирать домашних роботов. А про реалити-шоу стали подзабывать. И тут бы самое время и свернуть потихоньку Периметр. Но нет, в дело, вмешались ученые. Институт Исследования Человека взял финансирование проекта на себя. Уже добрая сотня его сотрудников по материалам этого шоу позащищала диссертации по разнообразным аспектам взаимоотношений людей в замкнутом пространстве. И еще одна сотня была на подходе. Так что Периметр теперь перешел в ведение Института. Разумеется, сами участники не знали о таком крутом повороте. Они знали только одно - через день на третий будет дождь.
Теперь на Периметре вообще не было обслуживающего персонала. Роботы готовили пищу, в которую заранее подсыпали контрацептивы - нельзя было, чтобы подопытные увидели робота-акушерку. Пища перерабатывалась из углекислого газа (еще одно изобретение Элайджи) и из отходов жизнедеятельности участников. Одежду тоже ткали и шили в специальных подземных бункерах роботы и ночью подбрасывали ее на поверхность. А специальные машины накрыли Периметр защитным силовым куполом, через который не могли проникнуть ни живые существа, ни даже самые сильные локаторы. Периметр как бы исчез с лица земли, продолжая, тем не менее, существовать на телеэкранах и в научных исследованиях. Но участники ничего не знали об этом. Они уже седьмой год ели, пили, совокуплялись и были довольны всем. Особенно дождем, который шел через день на третий.
Тем временем у Элайджи от умственного перенапряжения поехала крыша, и он объявил себя императором Рапа-Нуи. Рапа-нуйцам (или рапа-нуянам?) было, в принципе все равно - хоть император, хоть Великий Джедай. Но Элайджа и тут показал себя достаточно нестандартным мыслителем. Это поняли все, когда рапа-нуйские истребители зависли над Бродвеем и сбросили маленькие и компактные атомные бомбы.
Пятая бомба превратила в руины студию "Реал".
Седьмая - уничтожила Институт Исследования Человека.
Элайджу арестовали в его императорской резиденции, где он пытался вычислить вероятность выигрыша в "Тетрис" с 10000 очков и выше и положили в психиатрическую клинику. Ходят слухи, что он еще жив и даже что-то изобретает. Но в новостях о нем больше не говорят.
А про Периметр все забыли. Как-то не до этого было в те три месяца полного хаоса. "Реал" больше не существовал, Институт Исследований Человека - тоже, а все зрители решили, что проект потихоньку свернули. И забыли о нем.
И вот теперь Марк и Деннис - два обычных пилота-испытателя - нашли его.
Дюзы их новых двигателей разорвали защитное поле Периметра. Разорвали, и снова закрыли за собой. И теперь они были единственными людьми в мире, кто знал о том, что Периметр еще существует.

*******************
- Ну че, типа…Типа к нам, на Периметр? - спросила Секс-Символ, Великая и Неподражаемая Блондинка и Прочая и Прочая и Прочая Проекта, а в просторечии -Марго, усиленно работая челюстями. - Новенькие или починить…
- Новенькие! Починить! - одновременно ответили Марк и Деннис.
Марго задумчиво оглядела летчиков.
- Ээээ…не поняла…ну ладно… Вас проводить?
- Да.
- Ну пойдемте…

На Периметре ничего не изменилось за прошедшие с начала проекта восемь лет. Только участники давно забытого шоу стали толще и добродушнее, ленивее и спокойнее. Они напоминали огромных тюленей, греющихся на солнце, или сытых котов, дремлющих около миски с молоком. Новичков они встретили со спокойным радушием и с полным отсутствием любопытства о внешнем мире.
Марк с Деннисом посидели около их костра, поучаствовали в Торжественной Ежевечерней Уборке Дома, половили в Озере карасей размером со сковородку, покормили упитанных хомячков размеров с котенка (покормили морковкой, хотя те многозначительно косились на карасей), поорали дурными голосами песни, которые вышки из моды еще лет пять назад. А потом завалились спать на свежевыстиранных заботливыми роботами-невидимками простынях. И слушали, как по черепице стучит теплый продезинфицированный дождь.
А утром Деннис отказался улетать.

- Послушай... - объяснял он Марку, - с женой я развелся еще три года назад… Детей у меня нет.… А эта работа... Понимаешь, я всегда думал, что мое призвание - небо, романтика, опасность… Я стал испытателем, чтобы ощутить полет, чистое небо… Я так всегда думал. И всегда искал чего-то нового, необычного, подчас даже опасного. Но только здесь я понял, что нашел то, что никогда не искал, но то, что мне по-настоящему нужно. Покой. Покой и определенность. Разве это плохо - хотеть немного спокойствия? Я хочу жить так, как они. Хочу есть, пить, отдыхать… Я хочу забыть о том, что в мире есть еще войны, что где-то с рельс сошел поезд, что где-то опять какой-то придурок совершил на кого-то покушение. Я хочу лишь знать, что через день на третий будет дождь! И все! Я хочу жить этой жизнью!
- Но...ведь это не жизнь.… Это существование.… Это растения…
- Пусть так. Значит, я хочу быть растением. Таким маленьким пухлым кактусом, - Деннис рассмеялся.
Марк мрачно молчал.
- И, как ты собираешься сообщить об этом в Компанию? - выдавил он из себя.
- Никак. Это сделаешь ты.
- То есть? Мне сказать, что ты остался в Периметре? Но ведь сюда приедут…
- Нет, ты скажешь, что я погиб. И ни слова о том, что мы нашли Периметр. Это будет наша тайна.
- Но самолет…они же могут вычислить его. А вместе с ним найдут и Периметр и тебя.
- Неа… - Деннис покачал головой. - Все очень просто…

*****************
….Деннис закончил перенастраивать автопилот и поднял взлохмаченную голову.
- Ну, вот и все. Тридцать градусов к северу… И он падает в океан…
- …а я говорю, что у тебя отказали приборы… - подхватил Марк. Ему было грустно. Все-таки он успел если и не подружиться с Деннисом за эти годы, то хотя бы привязался к нему…
- Не грусти, - похлопал тот его по плечу.
- Но...а если ты передумаешь? - начал Марк.
- Не думаю… - пожал плечами Деннис. - Но…если что…Если сможешь, прилетай сюда через год. Хорошо? Думаю, что энергии твоих дюз хватит, чтобы разорвать поле… Прилетай…. Посмотрим. Может и передумаю…

*******************
Ровно через год маленький истребитель звонко рокотал в Карпатских горах. Наконец раздался глухой хлопок, словно лопнул мыльный пузырь. Истребитель облегченно фыркнул и сел. Из кабины выскочил Марк. На его лице была написана мрачная решимость.
В кустах зашуршало. Оттуда выглянул Деннис. Давно небритое лицо лучилось сытостью и удовольствием. Затем он вышел из кустов. Он заметно потолстел и раздобрел. На ногах были шлепки, рубашка не сходилась на животе, шорты открывали волосатые ноги. От бравого летчика не осталось даже воспоминаний. Зато перед Марком стоял довольный жизнью и счастливый человек.
- Ну че, типа? - спросил сытый и довольный Деннис.
Марк поставил автопилот на тридцать градусов к северу, минуту помедлил. Все-таки это здорово - точно знать, что через день на третий будет дождь. Он поднял голову и улыбнулся сгущающимся над его головой тучам.
- Типа к вам.

*****************
А еще через два года, в исследовательской лаборатории Восточного побережья пьяная лаборантка опрометчиво приняла одну из пробирок с вирусом легочной чумы за флакончик с жидким мылом и вылила в раковину. В канализации вирус плодотворно мутировал с бациллами холеры и штаммами гриппа. Через три месяца Земле не осталось ни одного человека.
Хотя нет… В Карпатах, на Периметре все так же ели, пили, совокуплялись и не знали, что они - последние представители человеческого рода. Там знали только одно - что через день на третий будет дождь.

[Фамильное Привидение]

ПАЛЕЦ

Его вырвало пальцем.
Обычным человеческим пальцем.
Кажется, даже женским.
И кажется, мизинцем.
Потому что только у женских мизинцев бывают такие холеные ногти - ногти, которых в жизни касались только маникюрные ножницы и пилочка.
Мизинец лежал в унитазе, белый, словно дешевая свечка для праздничного пирога.
И когда до него дошел смысл этого, его снова вырвало.
Потом еще некоторое время он сидел на корточках и тупо смотрел на кочневую вонючую жижу, пузырящуюся на дне унитаза. Пальца - или того, что он принял за палец - уже не было видно под остатками полупереваренного чего-то, но он знал, что Это все еще там.
Самое ужасное что он не мог вспомнить вчерашнего вечера. Вернее, не мог вспомнить ничего необычного, что бы могло быть вчера вечером. Он не пил, не болтался всю ночь по городу - он пришел домой еще засветло, прочитал пару газет, поужинал, краем уха прослушал пару выпусков новостей, перекусил чем-то, машинально просерфил Интернет и лег спать. Спал крепко, без сновидений - как, впрочем и всегда.
А вот теперь его рвало.
Человеческим пальцем.
Желудок еще раз содрогнулся в брезгливом спазме, но кроме сгустка желчи выбросить уже ничего не смог.
Он, пошатываясь, встал, пошел на кухню, долго копался в навесном шкафчике, пока не выудил оттуда вилку на длинной ручке. Он так толком никогда не мог понять, для чего нужны подобные кухонные принадлежности сомнительной ценности. Разумеется, женщина всегда найдет - конечно же найдет - практическое применение даже самому сюрреалистическому предмету, но он никогда не понимал, зачем в стандартные кухонные наборы, которые может купить обычный холостяк, включать такие загадочные приспособления, которые он условно называл "фиговина с кольцом", "фиговина с пружиной", "фиговина какая-то" и "непонятная хрень". Вилка с длинной ручкой проходила у него как раз под названием "фиговина какая-то". Разумеется, ее создатели прочили ей другое назначение, нежели выуживание выблеванных чужих пальцев из унитаза, но в данный момент именно она была как нельзя кстати.
Он потыкал вилкой в коричневую жижу, поморщился от скрежета металла по фаянсу. А потом придавил что-то податливое и продолговатое и осторожно, по стенке унитаза, выволок это что-то к самому ободку, чтобы рассмотреть повнимательнее.
Да, это несомненно был палец.


Он завтракал, запивая бутерброд с колбасой апельсиновым соком, и внимательно разглядывая лежавший перед ним на салфетке палец. Где-то глубоко в мозгу у него еще копошилось здравое удивление своим поступкам - как он, здравомыслящий и нормальный человек, может спокойно запивать колбасу апельсиновым соком и невозмутимо рассматривать недопереваренный собой же человеческий палец. Трудно сказать, какому из этих двух фактов он удивлялся больше. Но удивление было настолько отстраненным, что постепенно он перестал обращать на него внимание. У него было ощущение, что он смотрит дешевый ужастик или играет в третьесортную компьютерную игрушку - как-то глупо, непонятно, но тем не менее, затягивало как раз этой своей тупостью ситуации.
Палец грустно и даже как-то задумчиво лежал на салфетке. На ногте еще виднелся французский маникюр. "Без сомнения, женский" - констатировал он. - "Ну или в крайнем случае, какого-нибудь гея...что по большому счету, одно и то же". По большому счету, его размышления сам палец интересовали в наименьшей степени. Да и толку в них было мало. Но именно такой пустой умственной жвачкой он пытался оттянуть решение наиболее важного и даже пугающего вопроса - как этот палец попал к нему? Нет, не так. Точнее - как этот палец попал В него?
Согласитесь, человеческий палец - не карамель, не семечка и не печенье, которое можно машинально, не заметив того, перехватить на ночь. У пальца есть рука, от которой его еще нужно отгрызть, а у руки есть человек, который, надо думать, будет возражать против такого отгрызания. И возражение это вряд ли будет просто словесным. Однако у него не было ни единого синяка и даже царапины - во всяком случае, на доступных взгляду и зеркалу местах.
Но тем не менее, факт был налицо - вернее, на салфетке на столе.

Он икнул и поморщился. Последние пару месяцев его мучила тошнота и изжога - особенно по утрам. По этим симптомам медицинский справочник уныло констатировал у него беременность. Почему-то у него были основания не доверять этому диагнозу. К врачу обращаться не хотелось - он их недолюбливал с детства. Ну а как можно любить этих людей в белых халатах, которые, слащаво улыбаясь, говорят что-то вроде: "Возьми конфетку, сейчас тебя укусит комарик", дают тебе просроченный липкий леденец, а потом в зад тебя кусает не просто комар, а вбуравливается целый локомотив с вязальной спицей на конце? Изжога постепенно переросла в легкую боль в горле - но тут он с помощью вездесущего справочника выявил у себя фарингинт и периодически застенчиво, но от этого не менее громко, булькал полосканием в ванной комнате, разнося свое утробное "урлллллллллл" по всем пяти соседским этажам. Правда, в последнюю неделю боль была уже просто невыносима - справочник услужливо отметил это как "острый ларингит". Полоскание не помогало, леденцы от горла действовали буквально на полчаса, а действие спрея удивительным образом ограничивалось только ужасной вонью в радиусе метра от распрыскивания - до горла ничего не доходило. Справочник беззаботно сообщал, что в таких случаях панацеей является Раствор Люголя - но только это упоминание заставляло его содрогнуться. Странное дело - мы можем не помнить дат рождений друзей, забывать купить хлеб и вывести гулять собаку, но мы на всю жизнь запомним доброе лицо врача, который лезет в нам в горло ваткой, вымазанной в чем-то едком и с садистской аккуратностью намотанной на какую-то железную фиговину.
Надо сказать, что вчера вечером он, еще раз мрачно и безрезультатно проурлукав в ванной,наконец-то решил сегодня пойти на прием к врачу. Но утренняя рвота и мирно булькнувший в унитаз палец как-то отодвинули на время проблемы горла. Надо сказать, что в тот момент его уже больше волновали проблемы своего пищеварения и своей психики. Однако желудок спокойно реагировал на сочетание колбасы и апельсинового сока, а психика не менее спокойно реагировала на реакцию желудка и на не реагировавший вообще ни на что палец.
Поэтому он вздохнул и решил убить сегодня утром сразу двух зайцев. Или даже больше чем двух. Его бывший одноклассник имел чудную профессию, о которой мало кто мечтает в лучезарном детстве - патологоанатом. Профессия, у которой есть один несомненный плюс - мало кто захочет проскочить к тебе, "по дружбе", без очереди. Но сегодня он решил нарушить этот плюс своим появлением. В конце-концов, вопрос "Видите ли, я сегодня ЭТО выб...плюнул. Как Вы считаете, откуда оно?", заданный любому нормальному врачу, с последующим предьявлением завернутого в платочек женского мизинца, чреват вызовом специальной врачебной группы, любезно предоставляющей в ваш гардероб чудную рубашечку с удлиненными рукавами. И только паталогоанатомы, которые обедают в мертвецких, положив брекет с мороженым на живот трупу - "чтобы не нагревалось", которые все боевики и фильмы ужасов делят не по актерам или режиссерам, а по уровню "настоящести" крови и кишок, только они могут вменяемо и спокойно отреагировать на самую абсурдную ситуацию.
Поэтому он аккуратно завернул мизинец в салфетку, затолкал упругий сверток в пустую сигаретную пачку, помедлив немного, засунул пачку в нагрудный карман куртки и вышел из дома.
Надо сказать, что поначалу ему было немного неудобно. Ему даже начиналось казаться, что мизинец осторожно и вежливо скребется или даже постукивает ему в грудь, как бы возражая против заточения в темноте. Или что все прохожие - даже женщины - внезапно начинают пялиться ему на грудь, словно говоря "А мы-то знаем, что у тебя там...". А еще он поймал себя на мысли, что автоматически бросает взгляд на руки людей, словно проверяя - на месте ли у них мизинцы.
Но прежде чем это переросло у него в клиническую стадию, он свернул во двор больничного городка.
Морг находился в самом его конце. Для того, чтобы срезать дорогу, он решил пройти по зданию. Было утро - еще слишком раннее для того, чтобы там сидели пациенты, однако и уже слишком позднее, чтобы там уже не было бабушек - обычных завсегдатаев поликлиник. Поэтому в тот момент, когда он поворачивал налево, его взгляд уперся в призывно приоткрытую дверь, около которой никого не было. Табличка была лаконична "Лор". Он остановился и задумался. В конце-концов...почему бы и нет? Всего лишь узнать расписание врача и в конце недели прийти, намазать глотку этим мерзким раствором, и забыть все проблемы? Ну то есть не все, поправился он, ощупав в кармане плотный четырехугольник сигареной пачки, но хотя бы простуду? Тем более такой шанс...
С этой мыслью он осторожно просунул голову в дверь:
- Можно?
Врач, молоденькая симпатичная девушка, по-видимому только-только из института, почему-то покраснела и робко сказала:
- Конечно можно...
- Да я буквально на секунду... Вы как в конце недели?
Девушка покраснела еще больше.
- Да не, - поправился он. - Я имею в виду, вы как, в конце недели принимаете?
Она удивилась:
- Всех принимаю... хорошо принимаю..
- Ясно... Часы приема какие?
Она завозилась у себя на столе, явно ища лежавшее под стеклом расписание приема. Несомненно, работает совсем недавно, как бы вообще не первый день.
- А, ладно, - махнул он рукой. - Неважно. Можно и сейчас.
- Что? - девушка, кажется испугалась.
- Ничего сложного, - улыбнулся он. - Мне просто надо заднюю стенку глотки смазать раствором Люголя.
Плюс медицинского справочника был как раз в его дотошности и подробности.
- О, конечно! - девушка даже кажется обрадовалась от того, что ее первое задание будет таким простым. - Сейчас, сейчас...
В горле сильно царапнуло. Он поморщился. Надо действительно этот вопрос решить побыстрее. Чтобы уже ничего не отвлекало его от разгадки тайны пальца.
- Откройте рот, - услышал он голос девушки.
Он открыл рот - как можно шире, как его учили в детстве. И услышал сдавленный вопль и стук упавшего на пол тела. Он закрыл рот и посмотрел на девушку. Та лежала на полу в глубоком обмороке с несколько дебильной улыбкой на лице. Он пожал плечами, припоминая, почислил ли он утром зубы. Кажется, да. Стоматолога он вообще-то не посещал уже лет пять, если не больше, но на зубы никогда не жаловался.
Он осторожно переступил через девушку, взял со стола зеркальце и открыл рот.
И тогда он по-настоящему испугался.
В горле у него, в глубине за маленьким язычком, свисающим с неба, грозила пальцем маленькая рука. И мизинца у нее не было.
"А почему он женская?" - успела мелькнуть у него в голове мысль, прежде чем он истошно заорал на всю больницу.

[Фамильное Привидение]

Мальчик и Пес

Мальчик проснулся рано, за десять минут до звонка будильника. Он всегда так просыпался, и потом, лежа в темноте, прислушивался к утру и ждал жестяной трели.
- Бздррррзззррррррззззззззз! – наконец очнулся будильник.
Мальчик вздохнул, потянулся, нажал на облезшую, когда-то красную, кнопку. Уткнулся лицом в подушку, громко фыркнул и быстро вскочил с кровати.
На завтрак он даже и не обратил внимания. Прожевал что-то мягкое, захрустел чем-то сладким, запил теплым и ароматным. Потом так же автоматически оделся, взял рюкзак и вышел на улицу.
Весна в этом году наступала медленно, но уверенно. Снег таял грязными кучками, обнажая проплешины асфальта, солнце припекало все сильнее и сильнее, играя солнечными зайчиками витрин, воробьи шумными стайками топтались вокруг лужиц. Даже машины обдавали прохожих брызгами как-то по-весеннему задорно.

Около киоска лежал Пес. Мальчик так и звал его – Пес. Некоторые прохожие называли его Бобик, Валет или даже Жучка. Но Мальчик знал, что это не настоящие имена. Настоящим именем был Пес.
- Привет, - сказал Мальчик.
- Привет, - отозвался Пес.
- Как дела? – спросил Мальчик.
- Да так… - наморщил нос Пес. – Как всегда, помаленьку.
Мальчик присел на корточки, чтобы потрепать Пса за ухом, и увидел, что тот подворачивает под себя переднюю лапу.
- На стекло наступил… - пояснил Пес.
- Давай вытащу, - предложил Мальчик.
- Да я уже выгрыз… Только грязь попала. Теперь плохо.
- Очень плохо? – заволновался Мальчик.
- Угу, - кивнул головой Пес.
- Ой… - огорчился Мальчик. – А ты еще и кушать хочешь, наверное… а у меня ничего нет… Только шоколадка. Ты шоколад ешь?
- Нет, не ем, - покачал головой Пес.
- Ой… Извини… надо было мне колбасы или сосиски взять… А я забыл.. Извини…
- Да не бери в голову, я сыт. Вчера колбасных обрезков целую кучу насыпали, так что до сих пор икаю, - соврал Пес.
- Но все равно… в следующий раз обязательно что-нибудь принесу.
- Эй! – остановился проходивший мимо усатый мужчина с папкой под мышкой. – Ты бы не трогал пса, парень. Видишь, больной. Еще сам запаршивеешь. Потом лишаи не вылечишь. Иди-ка лучше в школу, а?
- Не обращай внимания, - сказал Пес. – Лишаев у меня нет. Это просто грязь.
- А что такое лишай? – спросил Мальчик.
- Ну… - Пес задумался. – Ну…. Это того, чего у меня нет.
- Ясно, - сказал Мальчик.
- Кстати, он прав. Ты в школу не опоздаешь?
- Могу опоздать, - согласился Мальчик.
- Ну тогда беги. Я-то никуда не денусь, а тебе еще попадет.
Мальчик грустно кивнул головой, подхватил рюкзак, и побежал.

В класс он успел забежать вместе со звонком. Учительница, то и дело поглядывая в окно, в которое постукивала ветка ивы с набухающими почками, предложила всем написать сочинение. Тема была простой и знакомой. На нее они писали сочинения каждый год. «Что я хочу» .
Мальчик задумался.
Год назад он написал, что хотел бы мороженого. А потом, через пару дней, тетя Настя привезла им в подарок 15 килограмм пломбира. Мальчик ел весь вечер. Нет, он не заболел, но теперь знает, что мороженое вкусно только когда его немного. А когда много – очень сладко и жирно. И еще потом долго-долго во рту невкусно, и в животе тяжело.
Что же написать сейчас? Он заглянул через плечо к Мишке. Тот, высунув от напряжения кончик языка, старательно выводил: «Я хачу мир во всем мире» . Мальчик задумался. Мама тоже как-то сказала, что хорошо бы, чтобы не было войн, чтобы был мир. Но этого хочет мама. А он? Нет… наверное, нет. Война – это интересно. Это самолеты, автоматы, танки. Это постоянно новости. А в новостях самолеты, автоматы, танки…
Что же он хочет?
Мальчик подпер щеки руками и закрыл глаза. Чего же ему хочется? Хочется по-настоящему… И перед глазами встала черная морда Пса, его умные карие глаза и лапа, неловко подогнутая под грудь.
Мальчик открыл глаза. Теперь он понял, чего хочет. Во всяком случае, сейчас.
Неуклюжим почерком, посадив сразу же на первой же строчке потекшей пастой жирную кляксу, он написал: «В соседнем дворе живет пес». Потом подумал, и исправил: «В соседнем дворе живет Пес» . Покусал кончик ручки и продолжил: «Пес хороший, только он грязный и грустный. А еще у него болит лапа. Он наступил на стекло, и попала грязь. Пес говорит, что лапа сильно болит. А еще Пес говорит, что он не голодный. Но я не верю. Наверное, он хочет, чтобы я не расстраивался. Я хочу, чтобы у Пса больше не болела лапа. Я хочу, чтобы у него появился хозяин, который бы кормил его и любил» . Подумал, и добавил печатными буквами: «Я ОЧЕНЬ этого хочу» .

Пес дремал на солнце, когда на него упала чья-то тень.
- Ну что, шелудивый, - грустно сказал усатый мужчина с папкой под мышкой. – Все еще здесь? Как же тебя так угораздило, а?
Пес поднял голову и грустно моргнул. Он знал, что мужчина не умеет с ним разговаривать как Мальчик. Поэтому он просто моргнул.
- Эх ты… - мужчина присел на корточки. – Ободранная команда… Стиральная доска с мехом.. На, поешь, что ли…
На проталину на асфальте лег здоровенный кусок кровяной колбасы. Пес благодарно посмотрел на мужчину и застенчиво проглотил еду.
- Что, тоже одиноко? - сказал мужчина, непонятно - обращаясь к Псу или к самому себе. – Может пойдем?
Пес удивленно взглянул на мужчину. В собачьих глазах мелькнуло смешанное чувство понимания, благодарности и знания какой-то тайны.
- Пошли, пошли, - сказал Мужчина, вставая. – Я тебя в ванной откипячу, с лапой разберемся.. Будешь со мной по вечерам разговаривать. А?

Мальчик уже давно закрыл тетрадь и разглядывал пылинки, серебрившиеся в воздухе в лучах весеннего солнца. Учительница читала какую-то книжку. В классе стояла легкая тишина, изредка нарушаемая детским сопением и поскрипыванием ручек.

А где-то далеко, вниз по улице шли двое. Мужчина и Пес. Мужчина специально шел медленно, чтобы хромающий Пес поспевал за ним. А Пес трусил рядом и чувствовал, как боль в лапе куда-то отступает, словно страшный и тяжелый сон, в который постепенно отступала и вся его прошлая жизнь. И Пес - единственный во всем мире - знал тайну. Тайну, что Мальчик – это маленький Бог.

А мальчик сидел в классе, заглядывал через плечо Мишке, и думал, может, все-таки дописать: «А еще я хочу мир во всем мире» …

[Фамильное Привидение]

Макс и Макакашка.

Макс нашел Макакашку на Гренобле – четвертой планете Бетельгейзе. Вообще-то, космолетчикам запрещается подбирать животных на неисследованных планетах, но Гренобль был уже давно обжит колонистами, так что тут этот запрет не работал. Строго говоря, не особо приветствуется и если космолетчики подбирают животных на заселенных и изученных планетах, но на это правило уже давно закрыли глаза. Месяц – а то и два – в одиночестве на легком грузовом судне, конечно, не могут свести с ума, но подпортить настроение – пожалуйста. А космолетчик с испорченным настроением стоит целой стаи разъяренных белонских жужучек. Предотвратить подобное мог только какой-нибудь добродушный домашний, то есть корабельный, питомец. Так что милое маленькое существо, которое чирикало, мяукало, лаяло, пищало, скрипело, пхыхыкало, чвявякало, шевелило усиками или помахивало члениками, было уже давно в порядке вещей на облегченных грузовозах.
Макакашка был небольшим – чуть больше баскетбольного мяча, но казался крупнее из-за мягкой шелковистой шерстки, торчащей во все стороны. Пушистыми были его большие ушки с кисточками на концах, пушистыми были и маленький клочок хвостика и щечки, словно у запасливого хомячка. Только пяточки, ладошки и носик были у него розовыми, чистенькими и гладкими – как у маленького ребенка. И, конечно, глаза. Глаза у Макакашки были огромные, черные-черные, словно разлитая тушь, и очень грустные.
Когда в день их встречи он, высунувшись из кустов, вдруг тяпнул Макса за палец, а тот от неожиданности стукнул его блокнотом по голове, то эти самые печальные глаза вдруг наполнились слезами и зажмурились от обиды и безысходного горя.
- Да маленький! – ахнул Макс и подхватил зверька на руки. Тот задрожал и прижался к его груди. – Да прости ты меня… Чего ж ты так выскакиваешь?
Из глаз малыша текли крупные слезы, и он смотрел на Макса с удивлением и ожиданием.
- Потерялся? – Макс качал зверька, как ребенка, а тот прижимался к нему все сильнее и сильнее. – Ты чего ж это так? Да не бойся… Не бойся, я с тобой… Ничего не случится. Все будет хорошо, никто тебя не обидит…
Когда пушистый комочек прекратил вздрагивать и всхлипывать, Макс осторожно опустил его в кусты, почесал за ушком и вернулся на стоявший в паре сотен метров корабль.

Он стоял посреди каюты и лил на укушенный палец антисептик, когда услышал за спиной шлепанье по полу маленьких пяточек. Зверек стоял в дверях, которые Макс не закрыл за собой, и грустно смотрел на его палец.
- Что такое? – спросил Макс. – А, это.. да ладно, не грусти. Все нормально. Эта фиговина убивает даже чуму, не то что какие-то там мелкие бактерии. Вот я еще перевяжу – и ладушки. Иди домой, все нормально.
Малыш печально вздохнул, подошел к Максу и прижался к его ноге. И тут сердце пилота дрогнуло.
Да, конечно, не особо приветствуется, если космолетчики подбирают животных даже на заселенных и изученных планетах, но Макс махнул на это правило рукой. Груз для колонистов Гренобля был давно доставлен, и ему нужно было улетать этим же вечером. И вечером на стартовавшем с планеты легкогрузе было уже двое пассажиров.
Макс назвал найденыша Макакашкой. Он даже не знал, почему ему в голову пришло именно это имя. Просто оно как никакое другое подходило этому бело-розовому пушистому комочку.
Так они и стали путешествовать вместе – Макс и Макакашка.

Макс был пилотом легкогруза или, как их еще называли – «грузовым разведчиком». Они пилотировали легкие, небольшие, а главное, быстрые корабли, которые привозили на другие планеты «пробники» - небольшое количество требуемых веществ, приборов, деталей – чтобы можно сразу было понять, то ли это, что именно необходимо колонистам. Это было удобно – в случае изменений требований поселенцам не нужно было сидеть в кучах бесполезного барахла, а крупные грузовые суда – гонять несколько раз туда-обратно. В случае же подтверждения заказа, привезенного «разведчиками» вполне хватало до прибытия основной партии груза. «Грузовой разведчик» - идеальная профессия для тех романтиков, кто любят комфорт и не приветствуют риск. Никогда не догадываешься, в какую часть Галактики нужно будет доставить следующий груз, но при этом знаешь – это не будет планета с ядовитой атмосферой, кислотными морями или мотыльками-людоедами. Ну… в крайнем случае, если это будет так, то предупредят заранее и выдадут противогаз, бронескафандр и мухобойку.
Макакашка быстро обжился на судне. Уже в вечер отлета Макс выяснил, что его питомец не ест местные фрукты и растения, зато ему по вкусу пришлась пюреобразная корабельная пища. Макакашка кушал – именно кушал, а не ел – очень застенчиво, то и дело заглядывая Максу в глаза и грустно вздыхая. Если же Макс куда-то уходил, то Макакашка быстро семенил за ним, как привязанный невидимой веревочкой. Мохнатый комочек даже спал рядом с пилотом, и иногда, просыпаясь среди ночи, Макс видел, как на него смотрят огромные, печальные, наполненные трагическими слезами и грустным ожиданием, глаза. И Макс чувствовал, что должен охранять это беззащитное существо, которое теперь полностью зависит от него.

Но однажды он задумался над тем, кто же кого охраняет.
В тот раз их корабль находился на Лее – пятой планете Альфа Центавра. Еще одна полуобжитая колонистами планета, с практически девственными джунглями и чистыми, как зеркало, еще не замусоренными, реками. Обычно в таких местах Макс никогда не закрывал днем двери отсеков – предпочитал проветривать корабль естественным способом. Наверное, та змееподобная рептилия именно в такой момент и проползла на борт. Макс проснулся ночью от шума и увидел, как его маленький Макакашка сидел около огромной растерзанной гадины и тяжело вздыхал, роняя крупные слезы. Пилот вышвырнул труп из иллюминатора, а Макакашка был расцелован в обе пухлые щечки.
И еще раз защитил Макакашка Макса – неожиданно подпрыгнув на два метра вверх, сбил своим тельцем огромного лейского брында, когда тот, расправив кожистые крылья, уже пикировал сверху на голову пилота. После этого Макс стал каждый вечер расчесывать Макакашке шерстку и щекотать его мохнатое горлышко. Макакашка жмурился от удовольствия и вздыхал.
А вскоре Макс заметил еще одну вещь. Ему стало везти. Очень везти. Везти со страшной силой. Его полеты были удачны, здоровье будто становилось лучше с каждым днем, а настроение постоянно находилось на подъеме. Словно маленькие розовые пяточки Макакашки натаптывали ему удачу.

Вскоре вахта Макса закончилась и он вернулся в отпуск домой на Землю. В этот же вечер он пригласил в гости друга – похвастаться Макакашкой и в конце концов выяснить, кто же его талисман. Георгий был одноклассником Макса, в детстве они вместе бегали в кино, запоем читали книги про космос и до хрипоты спорили, кто же лучше и круче – Капитан Даррин или Звездный Странник Олег. После выпуска их дороги разошлись, но не сильно - они оба выбрали профессию, связанную с космосом. Но если Макс стал пилотом, то Георгий – биологом, специалистом по межпланетной фауне, доктором наук и профессором каких-то там академий с трудными и жуткопроизносимыми названиями. Вместе с этими званиями он приобрел архаическую шкиперскую бородку, манеру смотреть сквозь собеседника и привычку курить по несколько раз в день. Но, тем не менее, он все так и оставался тем же Георгием – вертлявым пацаном, авантюрным юношей и зрелым ученым, нет-нет, да и способным на самый безумный поступок. В этом они были с Максом похожи как братья. Поэтому тот и решил в первую очередь показать Макакашку именно Георгию. Перед его приходом Макс долго начесывал Макакашку за ушами и рассказывал о том, какой его друг хороший и славный. Макакашка кивал головой, жмурился и, казалось, был рад встрече с Георгием.
А вот Георгий вовсе не обрадовался Макакашке.
Как только Макс внес свой пушистый талисман в комнату, где сидел его друг, Георгий ахнул и шарахнулся в другой конец дивана.
- Ты, что чокнулся? – заорал он.
Макакашка вздрогнул и сжался в комок, закрыв мордочку ушами. Макс прижал его к себе покрепче.
- Ты что? – удивился он. Он не ожидал такой реакции – Георгий всегда отличался любовью ко всякой живности. – Это же он, мой Макакашка.
- А ну-ка пошли на балкон, - сказал Георгий. – Пойдем-ка покурим.
Макс пожал плечами. Георгий осторожно, стараясь держаться от Макакашки подальше, слез с дивана. Макс с любимцем последовал за ним.
- Э, не, - Георгий снова шарахнулся в сторону. – Вот этого.. – он указал на Макакашку пальцем. – Вот этого оставь здесь.
Макс снова пожал плечами и осторожно опустил Макакашку на пол. Тот тяжело вздохнул и печально посмотрел на Макса.
- Не бойся, - тихо сказал тот. – Я сейчас.
- Угу, - сказал Георгий из балконного дверного проема.
Макакашка снова вздохнул и приютился под столом, так, чтобы видеть, что делается на балконе.
Как только Макс притворил за собой дверь, Георгий набросился на него.
- Тебя в детстве не научили не тащить в дом всякую гадость? Ты что ж это делаешь?
- Да что случилось-то? – опешил Макс.
- Что? Что случилось? Ты правило номер 3.1.2. помнишь? То, что не надо с планет непонятно что таскать, помнишь?
- Да помню я, но ты чего взъелся-то? Макакашка - безобидный малыш.
- Безобидный малыш? – ахнул Георгий. – Ты хоть знаешь, что приволок? – он указал рукой в сторону, где сидел невыразимо печальный и притихший Макашка. - Это же гренобльский жмерик!
- Ну и что? – пожал плечами Макс.
- Как что? Ты что, не знаешь, кто такие жмерики? Тот, кого укусит гренобльский жмерик, в весьма скором времени становится банальным жмуриком!
- Что?
- А то, что жмерики – это самые опасные хищники на Гренобле. Их укус ядовит. Смертельно ядовит. Убивает в течении четырех часов. Ты понимаешь это? А ты приволок его сюда. Знаешь, давай я тебе подарю скорпиона в пластиковом стаканчике? Эффект будет примерно тот же, только помрешь от своего, родного.
- Погоди… - Макс похлопал друга по плечу. – Остынь… Во-первых, Макакашка меня не кусал…
И тут же осекся, вспомнив их первую встречу в кустах.
- Когда? – быстро спросил Георгий.
- Полгода назад…
- Как полгода? – удивился биолог. – Ты уже тогда полгода как мертвым должен быть.
- Не знаю, - пожал плечами Макс. – Может, быстро антисептиком залил? Нам же недавно самые новые поставили.
- Ну может..может… - задумчиво произнес Георгий. – Может, что яд-то ты и вытравил. Тогда все понятно…
- Что понятно?
- А то, как себя ведет твой Макакашка. Ходит за тобой хвостиком, в глаза заглядывает… и вздыхает тяжело.
- Почему?
- Да потому что ждет, когда ты ласты склеишь. И, небось, удивляется еще, почему это ты еще не помер.
- Но.. он же меня защищает…
- Ну конечно защищает. А ты как думал? Ты для него сейчас как картофельный кустик для огородника. Он тебя обихаживает, окучивает, колорадских жуков отгоняет. И ждет – когда ж уже ты созреешь, чтобы выкопать.
- Но он ни на кого не кидается… Да и не хищник вовсе. «Пюрешку» с удовольствием ест.
- Ну понятно… Он же все тебя ждет. Зачем ему на других-то распыляться? Жмерики – они такие, настойчивые. Пока одну жертву не доедят, на других не отвлекаются.
- Ну то есть он сейчас ни для кого не опасен? – уточнил Макс.
- Неа, - покачал головой Георгий. – Он тебя ждет. Но и тебя второй раз кусать тоже не будет. Он терпеливый.
Макс побарабанил пальцами по перилам балкона.
- Знаешь… - медленно и задумчиво сказал он. – Ну и что? В сущности… ну и что? Ну и ждет он, когда меня можно будет съесть… А чем он хуже людей? Считаешь всю жизнь человека своим другом, а он – гам – и скушал. Так что Макакашка – совсем как человек. Да и знаешь… все-таки люблю я его, своего кровожадного лохматика. И не боюсь ничего с ним. Талисманчик…
Он осторожно выглянул через стекло балконной двери. Макакашка сидел, печально нахохлившись.
- Знаешь, я его никогда не брошу. Никогда-никогда… - твердо сказал Макс. – И никому не отдам.
Георгий усмехнулся и пожал плечами.
Макс помахал через стекло Макакашке. По тому, как печально поднялись и опустились лохматые ушки, Макс понял, что его зверек снова вздохнул.
– А мне его жаль… - задумчиво сказал он.
- Почему это? – удивился Георгий.
- Ну… - Макс открыл балконную дверь. – Вот он сидит и ждет.. И не знает, что никогда в жизни не дождется этого. Грустно как-то.. словно я обманываю его… А ведь он меня защищал…
- Как огородник защищает картошку… - вставил Георгий.
- Все равно, - покачал головой Макс. – Как бы то ни было, но он столько раз спасал мне жизнь… Наверное, он меня тоже по-своему любит. Пусть даже и как огородник картошку – но все-таки любит…
Георгий усмехнулся и закурился.
- Знаешь.. – медленно и лукаво сказал он, выпустив струйку дыма. – Уж не знаю, разочарую я тебя или обрадую… Но гренобльские жмерики живут около трехсот лет. Так у твоего Макакашки вполне есть шансы дождаться… Поздравляю тебя, картофельный кустик. Когда-нибудь твой Макакашка тебя съест.
Последнюю фразу Георгий произносил, глядя на то, как Макс поднимает Макакашку на руки и целует свой маленький мохнатый талисман в розовый влажный носик.

[KriG Профиль СайтICQ]

Все читал, все нравиццо, особенно палец и макакашка

[Фамильное Привидение]

Не свисти в театре

Я журналист. Что, не верите? Хотя да, это звучит слишком громко, и на самом деле, это неправда. Я студент филфака, проходящий производственную практику. Так лучше? Вы же знаете все эти практики на последних курсах, когда никому ничего не надо, когда студенты получают свои галочки, а принимающие организации – бесплатную рабсилу? Ну так вот, примерно так же было и у нас. Дали нам список мест, куда распределиться можно, девчонки сразу на радио да на телевидение поскакали, кое-кто в газету решил податься, кто-то – в пресс-центры разные, ну а я пошел в журнал «Мир Искусства». И нечего хихикать. Ну а почему бы и нет? Журналистом я становиться не собирался – решил потом второе высшее получать, экономическое. Так что в гробу я видел эту практику. Но бумажка нужна была, и желательно, с меньшими напрягами. Так что я рассчитал верно. Маленький провинциальный журнальчик в провинциальном городке – у них и так штат раздут до невозможности, так что стажеры им даже даром не нужны. Но «партия сказала - надо, комсомол ответил - есть». Голову они по моему поводу долго не ломали – решили определить меня театральным обозревателем и прикрепить на этот месяц практики к ТЮЗу. Ну, чтоб осмотрелся, что и как, а потом бы им отчет написал о новой премьере.

Это я вам говорю к тому, чтобы вы поняли, почему я попал в этот театр. Иначе я бы туда еще лет пять не ходил. Ну а что там делать? Репертуар не обновляется годами, тесно, муторно и скучно, даже зрители там какие-то…заплесневелые, что ли. Но партия сказала – надо… в общем, я туда пошел. Руководству тамошнему я не был особо нужен – им тоже хотелось заполнить искомую бумажку, и тоже с меньшими напрягами. Так что меня посадили в зал, сказали сидеть и смотреть. Ну, где бы ни работать, лишь бы не работать, как говорилось в старом фильме.

Ставил в этот раз наш ТЮЗ «Ромео и Джульетту». Ага. Я ж говорю, что город у нас провинциальный, так что пришла в театр разнарядка – типа для повышения культуры молодежи ставить там классику. Ну а что может быть еще классичнее, чем «Ромео Джульетта»? Ну и вот. И стали ставить. А я сидел и наблюдал. В общем, все фишки театра были здесь на лицо. Я просто умилялся. Джульетта была заслуженная артистка. СССР. Нет, для своих сорока с хвостиком тетенька сохранилась неплохо, и косметика творит чудеса – но я-то сидел в пару метрах от нее. Ромео годился ей в сыновья. Как оказалось, у нас в городе была еще одна разнарядка – парни, работающие в сфере культуры, в армию не призывались. Мы потом с этим Ромкой пару раз на лестнице перекурили. Парень он был неплохой, да и театр ему нравился. Джульетта тоже с нами иногда курила. Тоже нормальная тетка оказалась. Прикольно, что ее Юлией Борисовной звали, то есть как бы тоже Джульеттой. Сама хохотала над тем, как это ей такую роль доверили. Рассказала, к кому из девчонок в театре можно подкатить, а на кого сил не стоит тратить. Сказала, что есть тут одна дама – Вероника Петровна, типа дива. С ней обязательно здороваться надо, а то жизни не будет. Оказывается, Вероника Петровна сама хотела роль Джульетты выцепить, но режиссер ее уговорил, сказал, что роль Кормилицы более концептуальна и выигрышна в его постановке. Хотя на самом деле, вся заковыка была в том, что Виктория Петровна слишком стервозна для Джульки была, а Юлия Борисовна нормально подошла, с пятого ряда очень даже на подростка смахивала. Режиссер тоже был забавным чуваком. Оказывается, у него всегда в голове крутятся разнообразные фишки, как можно спектакль по-новому подать. Обычно ему не разрешали – типа, дети, молодежь, не нужно усложнять. А вот тут позволили. Поняли, что «Ромео и Джульетта» вещь достаточно попсовая, так что ее обновить нужно. Ну волю ему и дали.
Надо сказать, что мужик он все-таки был адекватный. Никаких голых баб не стал на сцену выводить, не стал действие в наше время переносить – знаете, сейчас, оказывается модно от пьесы одни рожки да ножки оставлять, а все остальное самостоятельно допридумывать. Но Михал Сергеич решил все оставить, как у Шекспира было. Только вот придумал пару своих фишек. По его мнению, это Ромео был виноват в том, что случилось. Оказывается, у него и до Джульетты уже любофф была. Так что он из одной кровати выскочил – и в другую захотел запрыгнуть. А тут бац – и втюрился. Ну а если бы он на тот бал не приперся, то ничего бы такого и не было, все бы нормально обошлось. То есть на Ромео всех собак и повесили. Ну и режиссер это решил еще светом показать - взял и разделил сцену на две половины. Светлая – Капулетти, а темная половина – Монтекки. Забавно было. Ромео постоянно из темноты выходил, типа такой готишный и демоничный весь из себя. Прям а-ля парень из “Хима”.
Ну вот я так две недели сидел, балду пинал, пиво по вечерам с актерами пил. Ждал, когда месяц закончится, и мне бумажку подпишут.

А потом и началась эта ерунда.
Я тихо-мирно сидел на заднем ряду и лузгал семечки в кулак. Пару дней назад меня за этим занятием застукала старуха-уборщица и разоралась. Я и так ей объяснял, что шелуху в карман, и так, а бабка целый час скандалила. Теперь на меня и она, и ее подруганки – гардеробщица и буфетчица - все время косяка давят. А я что? Я ничего. Я ж стажер, я тут по праву нахожусь. Ну, когда режиссер подошел, я шелуху быстро в карман ссыпал – мало ли что, вдруг он тоже ревнитель чистоты, поздоровался, изобразил заинтересованность. А он мне – хлоп – и на сцену предложил выйти. У них, оказывается, один паренек заболел, а им срочно для концепции нужно так, чтобы народу у Монтекки и Капулетти было одинаковое число – по 13. Ну и ему на меня указали. Ну а почему бы и нет? Роли как таковой нет – только на сцену с одухотворенным видом пару раз в толпе выйти – и все. Зато прикольно. Ясен пень, я согласился.
Ну одели меня как полагается, даже место в общей гримерке выделили. Я сразу на дверь портрет Анджелки Джоли повесил – ну, для вдохновения типа. Правда, уборщица его этим же вечером содрала, что-то снова пробубнила и утащила куда-то. Наверное, у нее комплекс какой-то, ну там, молодость ушла или любовь несчастная. Черт ее знает. А портретик жалко. Хороший постер был.
Ну и вот так дело мало-помалу двигалось, я уже пару раз на репетициях повыходил, шпагой для виду потыкал, типа возмущен смертью Меркуцио. Забавно было. Правда, не понимаю, чего это людей так в актерство тянет. Готовы даже по вечерам сидеть, лишь бы еще одну репетицию прогнать. Но мне тоже особо спешить некуда. Тут буфет классный был, как раз вечером здорово чего-нибудь перехватить.
Вот так один раз я зашел в буфет, ну иду, насвистываю что-то, кажись из Джей Ло – не помню уже. А там бабка сидит. Ну, подруганка уборщицы. И смотрит на меня так нехорошо. Будто я у нее денег в долг взял и не отдаю. Ну я ей – здрасьте, дайте мне, плиз, вон то и то. А она мне:
- Парень, не свисти, а? Примета плохая.
- Эээ… да вы что? – рассмеялся я. – А это не плохая примета, что ли? – и кивнул на черного старухиного кота. Местный любимец – жирный, ленивый. И как его санэпидемстанция позволяет?
- Эээ.. .милок, - отвечает. – Ты театр-то с жизнью не путай. Тут приметы совсем другие. Котик, наоборот, удачу приносит, - и почесала пушистую морду за ухом.
- Рад за него, - усмехнулся я. – Ну а он принесет мне удачу в виде пирожка или нет?
Ну, бабка замолчала и пошла пирожок разогревать.

Странные они какие-то. Все то не делай, это не надо. Примет куча. Опять же случай был один. Ну привычка у меня свистеть с детства. Голоса нет, а мелодию могу хоть с первого раза высвистеть. Иду опять куда-то. Точнее, в туалет. Что-то подсвистываю, как всегда. И тут мне сзади:
- Эй, парень! Ты не свистел бы, а?
И еще зло так… Я аж подпрыгнул. Ну ясно дело, это была та самая бабуська-уборщица.
- Бабушка, - вежливо ответил я. – Ну я ж тихо, никому как бы не мешаю.
- Примета плохая, парень, - мрачно ответила она. – Примета.
- Денег что ли не будет? – усмехнулся я. – Да не верю я в это.
- Да при чем тут деньги, - презрительно проскрипела она. – Все вы деньги, да деньги... Ничего святого у молодежи не осталось.
И махнула мокрой тряпкой по моим ногам. Нет, ну не дура ли? Ботинки ж замшевые.

Ну а в пятницу еще и гардеробщица прицепилась. И как всегда к тому же самому. Стою я, пуговицу на рубашке застегиваю, а она сзади подходит и заглядывает через плечо в зеркало.
- Молодой человек, в театре свистеть не принято.
- Да слышал я, бабушка, - ответил я. – Но тут же не театр, а гардероб. Как бы уже и все, можно.
Бабка аж затряслась.
- Театр, между прочим, начинается с вешалки! – визгливо вскрикнула она. – Ишь ты, умные какие выискались. Там им значит, театр, а тут нет?
Ну я плюнул, повернулся и ушел.

А в этот день вообще все как-то наперекосяк было. У Вероники Петровны голова заболела, она весь день на всех полкана спускала. А к вечеру вообще ливень начался. Кто успел раньше, тот домой уехал, а я вот застрял. Под дождем скакать не хотелось, решил его тут переждать. Ну и решил побродить по сцене. Да и там меня фигня поджидала. Представляете, на ровном месте за кулисами споткнуться и вот такенную царапину на ботинке заработать? Ну не гадость ли? Я наклонился, стал затирать, и смотрю – батюшки! – а на сцене бабки тусуются. Буфетчица и гардеробщица. Перешептываются о чем-то. А рядом с ними спиртовка и мисочка. Поужинать, что ли решили? Ну я за портьеру – нырк – и смотрю. Видно-то плохо, они стоят там, где Монтекки выходят. Там темно, и не видать почти ничего. Зато слышно нормально.
А тут еще и уборщица подошла.
- Где ты была, сестрица? – спросила ее гардеробщица.
Что ответила уборщица, я не расслышал. Наверное, пожаловалась на бычки на лестнице. А я и не знал, что они родственники.
- Когда средь молний, в дождь и гром
Мы вновь увидимся втроем? – прохихикала буфетчица.
Явно, у старушенций крыша поехала. Или клюкнули где-то наливочки под конец рабочего дня. Пятница как-никак, святой день.
На то, что дальше стало происходить, я уже смотреть без смеха не мог. Вы представляете, бабки встали рядом и начали плясать вокруг спиртовки!
- Взявшись за руки, бегом
Вкруговую в пляс пойдем.
Замелькает хоровод,
Из-под ног земля уйдет.
Девять раз кругом, кругом
Обежим и круг замкнем. – запели старухи.
Они начали закручивать круги по сцене. Я аж присвистнул от удивления. Ничего себе, волочковы пенсионного возраста. А потом бабки взялись за руки и изобразили что-то вроде половецких плясок. Во дают!
- Круг заклят, и слово наше крепко!
Потом они остановились и прислушались. Раздался какой-то тихий звук, словно пластинку заело.
- В третий раз мяукнул кот, - сказала уборщица.
Кот буфетчицы вышел из-за занавеса и довольно усмехнулся в усы.
Гардеробщица вытащила из кармана какую-то резиновую игрушку и нажала на нее.
- Ежик писк свой издает, - прокомментировала она.
Откуда-то издалека раздался грохот и неразборчивый мат Вероники Петровны.
- Гарпии кричат, - задумчиво сказала буфетчица.
- Пора, - повысила голос уборщица. -
В хоровод вокруг костра.
Хоровод пошел, пошел.
Все, что с вами, - шварк в котел!
Они еще что-то бубнили про жаб, про змеиную чешую, какую-то муть про мертвых детей, но я уже тихо давился от смеха, стараясь не выдать себя.
- Чтоб отвар остыл скорей,
Обезьяньей крови влей!
Я тихо стонал от смеха, засовывая в рот кулак, и чуть не плакал. Наконец бабки прекратили свой канкан.
- Пальцы чешутся. К чему бы? – вдруг спросила уборщица.
- К посещенью душегуба. – хором ответили старушенции.
Чей бы ни был стук,
Падай с двери крюк!
Ну, больше терпеть сил не было. Мне грозил разрыв сердца. Я расхохотался и вышел из-за портьеры.
- Добрый вечер, бабушки, - еле выдавил из себя я. – Что делаете-то?
Они переглянулись.
- Нельзя назвать, - ответила уборщица.
- Бабусь, а вы самогонку гоните что ли? – я кивнул головой на спиртовку. Буфетчица нахмурилась. Гардеробщица что-то пробормотала. Уборщица улыбнулась.
- Бабуськи, - рассмеялся я. – Пенсионерки дорогие… может, вам неотложку вызвать, а?
Уборщица расхохоталась. А потом медленно и зловеще запела:
- Кровь свиньи, три дня назад
Съевшей девять поросят,
И повешенного пот
На огонь костра стечет.
Бабки встали бок о бок и отошли от меня подальше.
- Мал ли ты или велик,
Призрак, покажи свой лик!!!!!

А потом сцена поднялась. Та, темная половина, из которой должны были выходить Монтекки, вдруг зашевелилась, заклокотала, забулькала, зашипела, захрустела, заскрипела – и поднялась, словно волна на море.
Оттуда вышло что-то темное, огромное, склизкое. Оно прошлепало прямо ко мне. Остановилось. Немного попульсировало, как медуза. Потом замерло, словно задумавшись.
А потом из этой темной ночной жижи появился огромный глаз. Он внимательно посмотрел на меня, потом на старух. Те согласно кивнули и отошли еще дальше. Глаз моргнул и превратился в рот.
- Ну что ж ты, чувачок, - пробулькал он. – Тебе ж говорили – не свисти, не свисти. Примета это плохая. Примета такая…
А потом оно меня съело.

[Друг Профиль СайтICQ]

какой-то глупый конец

[Фамильное Привидение]

[quote=Друг]какой-то глупый конец [/quote]
А какой ожидался?