Возвращение ученых
Сообщений: 6
• Страница 1 из 1
- Перекати-поле
- Местный
- Сообщения: 980
- Зарегистрирован: 25-01-2006
Возвращение ученых
В продолжение темы о Григории Перельмане
Нашла статью, размышляющую о возможности возвращения ученых в Россию за счет выплаты им солидных стипендий и гонораров.
Коротко
Возвращение ученых — недешевое удовольствие, но оно вполне по карману российскому бюджету. Ежегодные расходы на сотню профессорских стипендий (примерно по $50 000, или 1,33 млн руб., каждая) были бы меньше, чем любой из 17 грантов (от 400 млн до 1 млрд руб.), выданных ведущим российским университетам на “национальные инновационные программы”, и на порядок меньше, чем расходы на создание каждого из двух “национальных университетов” (1,5 млрд руб. — годовой бюджет каждого проекта) или на каждую из двух “бизнес-школ международного уровня”. Конечно, эти расходы, которые в основном пойдут на инфраструктуру и оборудование, тоже необходимы, но было бы логично развернуть дополняющую их программу по возврату ученых вместе с тематикой их исследований.
1,5 млрд руб. хватит с лихвой на 1100 стипендий ведущим ученым, которые согласятся вернуться в Россию
Вся статья
Умные, рассеянные
Российская наука великолепно cохранилась. Осталось ее импортировать
Андрей Окуньков собирается заехать на историческую родину в следующем году. его Главные соавторы родом из Москвы и Петербурга, но сейчас “осели в местах вроде Парижа”, говорит математик. Вот и этим летом он не добрался до России, зато съездил в Мадрид, где из рук короля Хуана Карлоса I получил Филдсовскую медаль. Ту самую, от которой так эффектно отказался Григорий Перельман.
Филдсовская медаль — это что-то вроде Нобелевской премии для математиков, которых изобретатель динамита обделил своим вниманием. Но если для получения Нобелевки, по выражению ее лауреата физика Виталия Гинзбурга, “нужно жить долго”, медаль Филдса — весьма точный показатель текущих заслуг. С 1924 г. ее вручают раз в четыре года на международном математическом конгрессе ученым моложе 40 лет.
НА УЛИЦЕ ЭЙНШТЕЙНА
Со времени распада СССР среди получателей медали Филдса всегда были россияне, работающие за рубежом. В нескольких милях от факультета математики Принстонского университета, где работает Окуньков, находится Институт передовых исследований, где трудится предыдущий обладатель медали Филдса — Владимир Воеводский. В часе езды — университет Ратгерс, где читает лекции лауреат 1998 г. Максим Концевич, живущий в Париже.
Нам, привыкшим к превосходству АН СССР в области точных наук, трудно осознать, что ведущих наших математиков теперь легче встретить в Принстоне на улицах Эйнштейна или фон Неймана, чем в Москве на улицах Вавилова или Лебедева. Наши математики и физики активно работают в лучших мировых университетах, тогда как средний возраст кандидатов наук в Российской академии наук (РАН) превысил 50 лет, а докторов — 60. По оценке экс-министра науки Бориса Салтыкова, за рубежом активно работают от 25 000 до 35 000 ученых, навсегда покинувших Россию, примерно столько же ведут челночный образ жизни, разделяя свое время между Россией и заграницей. “В научном плане они уже уехали — там у них основные соавторы, оборудование для работы, которого нет в России”, — поясняет Салтыков. Количество исследователей, активно работающих в науке преимущественно на территории России, Салтыков оценивает примерно в 50 000 — 60 000.
ДВА МИРА, ДВА ШАПИРО
“Мне интересно работать там, где я родился и вырос”, — объясняет свою привязанность к отечественной науке Валентин Горделий. Вот уже 14 лет он ведет двойную жизнь, курсируя между Европой и Россией. Он руководит группой в Институте нейробиологии и биофизики Юлихского исследовательского центра в Германии и возглавляет Центр биофизики и физики надмолекулярных структур МФТИ в Долгопрудном. “Пять лет назад я предполагал, что ситуация в России улучшится, и не ошибся”, — говорит Горделий.
Жизнь на два дома началась для Горделия с того, что он вытащил в Германию аспирантов из Физтеха. Выбил для них повышенную стипендию — такую, чтобы за несколько лет можно было накопить на однокомнатную в Долгопрудном. И действительно накопили, но только в ценах 2001 г. — столь резкого удорожания недвижимости Горделий предусмотреть не смог.
“Неизвестно, чем кончатся научные шаттлы, — размышляет Салтыков. — Драма отсутствия реформ в том, что часто самым перспективным молодым людям не дают сделать научную карьеру на родине”. За последние четыре года бюджет РАН утроился в текущих ценах и удвоился — в постоянных. “Почувствовали ли это увеличение рядовые научные сотрудники?” — задает риторический вопрос Салтыков. Несколько тонн биофизического оборудования для центра в Долгопрудном Горделий купил и привез в 2001 г. при поддержке немецких коллег, МФТИ помог с ремонтом помещения. Еще 3,5 т приборов уже упакованы в Юлихе и готовы к отправке. “Я пытался получить гранты от российского Министерства науки, чтобы платить нашим сотрудникам, но тщетно. На Западе при мощнейшей конкуренции среди ученых я получаю все, что мне нужно для работы”, — сравнивает условия биофизик. Сотрудники Центра биофизики живут на гранты, выделяемые Германией.
ПЕРВАЯ СТУПЕНЬ
Если финансирование науки будет расти теми же темпами, что и в предыдущие несколько лет, неизбежно встанет вопрос, где взять молодых, амбициозных и еще не старых специалистов мирового уровня. Наличие обширной диаспоры — гарантия того, что эти позиции можно будет заполнить возвращающимися учеными действительно мирового класса. Но прежде чем возвращать профессоров, нужно пройти этап совместных научных проектов, убежден экономист Всемирного банка Евгений Кузнецов, автор масштабного исследования “Сети диаспор и международная миграция навыков”*.
По гипотезе Кузнецова, перед тем как приобрести влияние, диаспоры проходят несколько стадий эволюции. На первом этапе приехавшему в другую страну ученому или бизнесмену лучше забыть про то, что он русский или китаец. На втором возникают профессиональные землячества — прежде всего чтобы поддерживать друг друга в плане карьерного роста. И только на третьем, когда появляется критическая масса успешных индийцев, русских, китайцев, диаспоры обращают взгляд на родину. “Русская научная диаспора завершает первый этап, а индийцы уже на третьем, — говорит Кузнецов. — Индийская диаспора серьезно влияет на свою страну, но в 1960-е гг. в США они старались забыть, откуда приехали”.
Первые “возвращенцы” с именем, считает Кузнецов, очень полезны для демонстрационного эффекта. Один из показательных примеров — московская лаборатория молекулярных механизмов старения Евгения Нудлера, профессора биохимии Нью-Йоркского университета, который уехал из России 15 лет назад аспирантом биофака МГУ. Две недели назад он стал одним из 13 лауреатов NIH Director's Pioneer Award — персонального гранта на пять лет размером $2,5 млн. В России годовой бюджет Нудлера в 2 раза скромнее — $1 млн на четыре года. Финансирование обеспечил фонд “Династия”, основанный Дмитрием Зиминым.
“Фонд пошел мне навстречу, дав денег на проект по старению, который я не смог бы начать в Нью-Йорке. Их условием была работа в Москве, и я с удовольствием согласился”, — говорит Нудлер. Своего помещения у лаборатории пока нет, исследования ведутся на базе нескольких российских институтов. Вообще, в Америке лаборатория работала бы более эффективно, чем в России. “В Москве можно купить любые реактивы и приборы, только на это уходит больше времени и денег, чем в Нью-Йорке”, — отмечает Нудлер.
Для “Династии” проект с Нудлером — это “эксперимент в преддверии большого проекта по репатриации ученых”, объясняет исполнительный директор фонда Елена Чернышкова. В идеале инициативу Зимина должно подхватить государство, но пока идея вернуть ведущих ученых с помощью целевых программ не находит поддержки у чиновников: те советуют подождать, когда исследователи сами потянутся домой. “За это время научная школа может погибнуть безвозвратно”, — тревожится Чернышкова.
РЕСУРС ДИАСПОРЫ
Для Западной Европы, Китая и Индии их научные диаспоры стали мостиком в мировую науку. Уехавшие ученые полезны не только как потенциальные “возвращенцы”, но и как источник независимой экспертизы, отсутствующей или пришедшей в упадок дома, как члены попечительских советов, которые могут помочь повысить эффективность отечественных университетов, наконец, как фандрайзеры.
Иногда, чтобы преодолеть отставание от мировой науки, диаспоры приходится специально создавать. В России так обстояло дело с общественными науками, сильно деградировавшими при советской власти. Российская экономическая школа (РЭШ) была создана в 1992 г., и сначала большинство ее выпускников уезжало учиться в лучшие докторантуры в Америке и Европе. Лишь в конце 1990-х на Западе накопилось достаточно русских экономистов, чтобы ученые начали возвращаться в Россию. Сегодня РЭШ входит в сотню лучших факультетов экономики в Европе. Построенный по той же модели Европейский университет в Санкт-Петербурге входит в сотню лучших в Европе по политологии. С проблемой отсутствия диаспоры сталкивается и вновь создаваемая Московская школа управления (МШУ) в Сколкове — в ведущих бизнес-школах мира по-прежнему работают лишь несколько десятков россиян, и почти все они находятся в начале своей исследовательской карьеры. Поэтому в первые годы своего существования МШУ будет вынуждена полагаться на приглашенных иностранных профессоров.
Другое дело, что чем дальше, тем менее важным будет основное место работы ученого. Безусловно, исследователю необходимы доступ и к оборудованию, и к библиотеке, и к общению с талантливыми коллегами, но уже сейчас физическое местоположение играет все меньшую роль. Как показано в недавней работе Хана Кима, Адера Морзе и Луиджи Зингалеса**, если в 1970-е и 1980-е гг. производительность ученых в области экономики и финансов зависела от того, в каком университете они работали, то в 1990-е гг. эта зависимость исчезла. Дело не в том, что остальные университеты сократили разрыв: он по-прежнему велик и даже немного увеличился за последние 30 лет. Авторы аккуратно доказывают, что имеет место как раз самое очевидное объяснение: современные информационные технологии дают возможность хорошо работать не только в самых лучших вузах. Конечно, экономика не физика, но и в естественных науках очевиден эффект проникновения Интернета. Так что россияне, работающие в лучших западных университетах, смогут проводить все больше и больше времени в России без ущерба для карьеры. Конечно, при условии, что их здесь будут ждать и ценить.
ЧТО ДЕЛАТЬ
Научная диаспора нужна не только для того, чтобы удержаться в лидерах научной гонки. Как показывают примеры Индии и Китая, научная и предпринимательская диаспоры работают рука об руку. Обе крайне важны для развития экспортно ориентированного бизнеса на родине. Для описания взаимодействия между индийской и китайской диаспорами в Силиконовой долине и ростом новых компаний в Индии и Китае Энн-Ли Саксенян*** из Беркли заменила старый термин “утечка мозгов” новым — “циркуляция мозгов”. Без индийской диаспоры в Силиконовой долине не было бы никакого Бангалора. Без китайской диаспоры не было бы феноменального роста иностранных инвестиций и новых отраслей в Китае.
Ждать милостей от диаспоры не стоит, в уехавших нужно видеть партнеров, а не доноров, предупреждает Кузнецов. В своей работе он приводит пример упущенных возможностей: масштабные вливания диаспоры в экономику Армении не привели к заметным результатам, потому что это была помощь, а не инвестиции.
Целый ряд стран предпринимает титанические усилия по обращению утечки мозгов вспять. В Индии, Китае, Израиле, Корее правительство финансирует специальные программы по возвращению ученых из Америки, несмотря на то что вернувшимся приходится платить огромные по местным меркам деньги. В Китае по программе “100 профессоров” вернулась уже тысяча ученых, которым дома платят такую же зарплату, как в Америке. Эти усилия дают результат: азиатские страны сокращают разрыв с Западом по количеству публикаций, цитирований, патентов, в них появляются университеты и бизнес-школы действительно международного уровня.
Кузнецов, впрочем, скептически относится к идее воспроизведения китайского опыта в России. “Вначале хорошо было бы создать несколько незаметных площадок, без лишней рекламы — чем технократичнее, тем лучше, — подчеркивает экономист. — В вузах существуют живучие и очень полезные ассоциации выпускников, работающих на Западе. Через такие локальные сообщества и может возникнуть национальная сеть связей с диаспорой”. “В России крупная программа опасна своей коррупционностью, поэтому начать лучше с пилотов, — соглашается Салтыков. — В принципе у государства сейчас большие возможности, но мы знаем, как в Академии наук делят деньги”.
Между тем площадок — независимых от казны и Академии наук лабораторий и институтов — в России становится все больше. И это вселяет надежду в эмигрантов. Окуньков говорит, что с удовольствием бы сотрудничал в России с негосударственной наукой “вроде Независимого московского университета”, только лучше финансируемой. Мотив — ученому не хочется “быть привязанным к единственному ведомству”.
Возвращение ученых — недешевое удовольствие, но оно вполне по карману российскому бюджету. Ежегодные расходы на сотню профессорских стипендий (примерно по $50 000, или 1,33 млн руб., каждая) были бы меньше, чем любой из 17 грантов (от 400 млн до 1 млрд руб.), выданных ведущим российским университетам на “национальные инновационные программы”, и на порядок меньше, чем расходы на создание каждого из двух “национальных университетов” (1,5 млрд руб. — годовой бюджет каждого проекта) или на каждую из двух “бизнес-школ международного уровня”. Конечно, эти расходы, которые в основном пойдут на инфраструктуру и оборудование, тоже необходимы, но было бы логично развернуть дополняющую их программу по возврату ученых вместе с тематикой их исследований.
Главное — перестать делать вид, что мы нужны диаспоре больше, чем она нам. Надо признать, что российские ученые, работающие за рубежом, не просто часть российской науки и общества, а ее гордость. Надо сказать, что Россия их ценит и ждет домой.
Сергей Гуриев
Михаил Попов
Нашла статью, размышляющую о возможности возвращения ученых в Россию за счет выплаты им солидных стипендий и гонораров.
Коротко
Возвращение ученых — недешевое удовольствие, но оно вполне по карману российскому бюджету. Ежегодные расходы на сотню профессорских стипендий (примерно по $50 000, или 1,33 млн руб., каждая) были бы меньше, чем любой из 17 грантов (от 400 млн до 1 млрд руб.), выданных ведущим российским университетам на “национальные инновационные программы”, и на порядок меньше, чем расходы на создание каждого из двух “национальных университетов” (1,5 млрд руб. — годовой бюджет каждого проекта) или на каждую из двух “бизнес-школ международного уровня”. Конечно, эти расходы, которые в основном пойдут на инфраструктуру и оборудование, тоже необходимы, но было бы логично развернуть дополняющую их программу по возврату ученых вместе с тематикой их исследований.
1,5 млрд руб. хватит с лихвой на 1100 стипендий ведущим ученым, которые согласятся вернуться в Россию
Вся статья
Умные, рассеянные
Российская наука великолепно cохранилась. Осталось ее импортировать
Андрей Окуньков собирается заехать на историческую родину в следующем году. его Главные соавторы родом из Москвы и Петербурга, но сейчас “осели в местах вроде Парижа”, говорит математик. Вот и этим летом он не добрался до России, зато съездил в Мадрид, где из рук короля Хуана Карлоса I получил Филдсовскую медаль. Ту самую, от которой так эффектно отказался Григорий Перельман.
Филдсовская медаль — это что-то вроде Нобелевской премии для математиков, которых изобретатель динамита обделил своим вниманием. Но если для получения Нобелевки, по выражению ее лауреата физика Виталия Гинзбурга, “нужно жить долго”, медаль Филдса — весьма точный показатель текущих заслуг. С 1924 г. ее вручают раз в четыре года на международном математическом конгрессе ученым моложе 40 лет.
НА УЛИЦЕ ЭЙНШТЕЙНА
Со времени распада СССР среди получателей медали Филдса всегда были россияне, работающие за рубежом. В нескольких милях от факультета математики Принстонского университета, где работает Окуньков, находится Институт передовых исследований, где трудится предыдущий обладатель медали Филдса — Владимир Воеводский. В часе езды — университет Ратгерс, где читает лекции лауреат 1998 г. Максим Концевич, живущий в Париже.
Нам, привыкшим к превосходству АН СССР в области точных наук, трудно осознать, что ведущих наших математиков теперь легче встретить в Принстоне на улицах Эйнштейна или фон Неймана, чем в Москве на улицах Вавилова или Лебедева. Наши математики и физики активно работают в лучших мировых университетах, тогда как средний возраст кандидатов наук в Российской академии наук (РАН) превысил 50 лет, а докторов — 60. По оценке экс-министра науки Бориса Салтыкова, за рубежом активно работают от 25 000 до 35 000 ученых, навсегда покинувших Россию, примерно столько же ведут челночный образ жизни, разделяя свое время между Россией и заграницей. “В научном плане они уже уехали — там у них основные соавторы, оборудование для работы, которого нет в России”, — поясняет Салтыков. Количество исследователей, активно работающих в науке преимущественно на территории России, Салтыков оценивает примерно в 50 000 — 60 000.
ДВА МИРА, ДВА ШАПИРО
“Мне интересно работать там, где я родился и вырос”, — объясняет свою привязанность к отечественной науке Валентин Горделий. Вот уже 14 лет он ведет двойную жизнь, курсируя между Европой и Россией. Он руководит группой в Институте нейробиологии и биофизики Юлихского исследовательского центра в Германии и возглавляет Центр биофизики и физики надмолекулярных структур МФТИ в Долгопрудном. “Пять лет назад я предполагал, что ситуация в России улучшится, и не ошибся”, — говорит Горделий.
Жизнь на два дома началась для Горделия с того, что он вытащил в Германию аспирантов из Физтеха. Выбил для них повышенную стипендию — такую, чтобы за несколько лет можно было накопить на однокомнатную в Долгопрудном. И действительно накопили, но только в ценах 2001 г. — столь резкого удорожания недвижимости Горделий предусмотреть не смог.
“Неизвестно, чем кончатся научные шаттлы, — размышляет Салтыков. — Драма отсутствия реформ в том, что часто самым перспективным молодым людям не дают сделать научную карьеру на родине”. За последние четыре года бюджет РАН утроился в текущих ценах и удвоился — в постоянных. “Почувствовали ли это увеличение рядовые научные сотрудники?” — задает риторический вопрос Салтыков. Несколько тонн биофизического оборудования для центра в Долгопрудном Горделий купил и привез в 2001 г. при поддержке немецких коллег, МФТИ помог с ремонтом помещения. Еще 3,5 т приборов уже упакованы в Юлихе и готовы к отправке. “Я пытался получить гранты от российского Министерства науки, чтобы платить нашим сотрудникам, но тщетно. На Западе при мощнейшей конкуренции среди ученых я получаю все, что мне нужно для работы”, — сравнивает условия биофизик. Сотрудники Центра биофизики живут на гранты, выделяемые Германией.
ПЕРВАЯ СТУПЕНЬ
Если финансирование науки будет расти теми же темпами, что и в предыдущие несколько лет, неизбежно встанет вопрос, где взять молодых, амбициозных и еще не старых специалистов мирового уровня. Наличие обширной диаспоры — гарантия того, что эти позиции можно будет заполнить возвращающимися учеными действительно мирового класса. Но прежде чем возвращать профессоров, нужно пройти этап совместных научных проектов, убежден экономист Всемирного банка Евгений Кузнецов, автор масштабного исследования “Сети диаспор и международная миграция навыков”*.
По гипотезе Кузнецова, перед тем как приобрести влияние, диаспоры проходят несколько стадий эволюции. На первом этапе приехавшему в другую страну ученому или бизнесмену лучше забыть про то, что он русский или китаец. На втором возникают профессиональные землячества — прежде всего чтобы поддерживать друг друга в плане карьерного роста. И только на третьем, когда появляется критическая масса успешных индийцев, русских, китайцев, диаспоры обращают взгляд на родину. “Русская научная диаспора завершает первый этап, а индийцы уже на третьем, — говорит Кузнецов. — Индийская диаспора серьезно влияет на свою страну, но в 1960-е гг. в США они старались забыть, откуда приехали”.
Первые “возвращенцы” с именем, считает Кузнецов, очень полезны для демонстрационного эффекта. Один из показательных примеров — московская лаборатория молекулярных механизмов старения Евгения Нудлера, профессора биохимии Нью-Йоркского университета, который уехал из России 15 лет назад аспирантом биофака МГУ. Две недели назад он стал одним из 13 лауреатов NIH Director's Pioneer Award — персонального гранта на пять лет размером $2,5 млн. В России годовой бюджет Нудлера в 2 раза скромнее — $1 млн на четыре года. Финансирование обеспечил фонд “Династия”, основанный Дмитрием Зиминым.
“Фонд пошел мне навстречу, дав денег на проект по старению, который я не смог бы начать в Нью-Йорке. Их условием была работа в Москве, и я с удовольствием согласился”, — говорит Нудлер. Своего помещения у лаборатории пока нет, исследования ведутся на базе нескольких российских институтов. Вообще, в Америке лаборатория работала бы более эффективно, чем в России. “В Москве можно купить любые реактивы и приборы, только на это уходит больше времени и денег, чем в Нью-Йорке”, — отмечает Нудлер.
Для “Династии” проект с Нудлером — это “эксперимент в преддверии большого проекта по репатриации ученых”, объясняет исполнительный директор фонда Елена Чернышкова. В идеале инициативу Зимина должно подхватить государство, но пока идея вернуть ведущих ученых с помощью целевых программ не находит поддержки у чиновников: те советуют подождать, когда исследователи сами потянутся домой. “За это время научная школа может погибнуть безвозвратно”, — тревожится Чернышкова.
РЕСУРС ДИАСПОРЫ
Для Западной Европы, Китая и Индии их научные диаспоры стали мостиком в мировую науку. Уехавшие ученые полезны не только как потенциальные “возвращенцы”, но и как источник независимой экспертизы, отсутствующей или пришедшей в упадок дома, как члены попечительских советов, которые могут помочь повысить эффективность отечественных университетов, наконец, как фандрайзеры.
Иногда, чтобы преодолеть отставание от мировой науки, диаспоры приходится специально создавать. В России так обстояло дело с общественными науками, сильно деградировавшими при советской власти. Российская экономическая школа (РЭШ) была создана в 1992 г., и сначала большинство ее выпускников уезжало учиться в лучшие докторантуры в Америке и Европе. Лишь в конце 1990-х на Западе накопилось достаточно русских экономистов, чтобы ученые начали возвращаться в Россию. Сегодня РЭШ входит в сотню лучших факультетов экономики в Европе. Построенный по той же модели Европейский университет в Санкт-Петербурге входит в сотню лучших в Европе по политологии. С проблемой отсутствия диаспоры сталкивается и вновь создаваемая Московская школа управления (МШУ) в Сколкове — в ведущих бизнес-школах мира по-прежнему работают лишь несколько десятков россиян, и почти все они находятся в начале своей исследовательской карьеры. Поэтому в первые годы своего существования МШУ будет вынуждена полагаться на приглашенных иностранных профессоров.
Другое дело, что чем дальше, тем менее важным будет основное место работы ученого. Безусловно, исследователю необходимы доступ и к оборудованию, и к библиотеке, и к общению с талантливыми коллегами, но уже сейчас физическое местоположение играет все меньшую роль. Как показано в недавней работе Хана Кима, Адера Морзе и Луиджи Зингалеса**, если в 1970-е и 1980-е гг. производительность ученых в области экономики и финансов зависела от того, в каком университете они работали, то в 1990-е гг. эта зависимость исчезла. Дело не в том, что остальные университеты сократили разрыв: он по-прежнему велик и даже немного увеличился за последние 30 лет. Авторы аккуратно доказывают, что имеет место как раз самое очевидное объяснение: современные информационные технологии дают возможность хорошо работать не только в самых лучших вузах. Конечно, экономика не физика, но и в естественных науках очевиден эффект проникновения Интернета. Так что россияне, работающие в лучших западных университетах, смогут проводить все больше и больше времени в России без ущерба для карьеры. Конечно, при условии, что их здесь будут ждать и ценить.
ЧТО ДЕЛАТЬ
Научная диаспора нужна не только для того, чтобы удержаться в лидерах научной гонки. Как показывают примеры Индии и Китая, научная и предпринимательская диаспоры работают рука об руку. Обе крайне важны для развития экспортно ориентированного бизнеса на родине. Для описания взаимодействия между индийской и китайской диаспорами в Силиконовой долине и ростом новых компаний в Индии и Китае Энн-Ли Саксенян*** из Беркли заменила старый термин “утечка мозгов” новым — “циркуляция мозгов”. Без индийской диаспоры в Силиконовой долине не было бы никакого Бангалора. Без китайской диаспоры не было бы феноменального роста иностранных инвестиций и новых отраслей в Китае.
Ждать милостей от диаспоры не стоит, в уехавших нужно видеть партнеров, а не доноров, предупреждает Кузнецов. В своей работе он приводит пример упущенных возможностей: масштабные вливания диаспоры в экономику Армении не привели к заметным результатам, потому что это была помощь, а не инвестиции.
Целый ряд стран предпринимает титанические усилия по обращению утечки мозгов вспять. В Индии, Китае, Израиле, Корее правительство финансирует специальные программы по возвращению ученых из Америки, несмотря на то что вернувшимся приходится платить огромные по местным меркам деньги. В Китае по программе “100 профессоров” вернулась уже тысяча ученых, которым дома платят такую же зарплату, как в Америке. Эти усилия дают результат: азиатские страны сокращают разрыв с Западом по количеству публикаций, цитирований, патентов, в них появляются университеты и бизнес-школы действительно международного уровня.
Кузнецов, впрочем, скептически относится к идее воспроизведения китайского опыта в России. “Вначале хорошо было бы создать несколько незаметных площадок, без лишней рекламы — чем технократичнее, тем лучше, — подчеркивает экономист. — В вузах существуют живучие и очень полезные ассоциации выпускников, работающих на Западе. Через такие локальные сообщества и может возникнуть национальная сеть связей с диаспорой”. “В России крупная программа опасна своей коррупционностью, поэтому начать лучше с пилотов, — соглашается Салтыков. — В принципе у государства сейчас большие возможности, но мы знаем, как в Академии наук делят деньги”.
Между тем площадок — независимых от казны и Академии наук лабораторий и институтов — в России становится все больше. И это вселяет надежду в эмигрантов. Окуньков говорит, что с удовольствием бы сотрудничал в России с негосударственной наукой “вроде Независимого московского университета”, только лучше финансируемой. Мотив — ученому не хочется “быть привязанным к единственному ведомству”.
Возвращение ученых — недешевое удовольствие, но оно вполне по карману российскому бюджету. Ежегодные расходы на сотню профессорских стипендий (примерно по $50 000, или 1,33 млн руб., каждая) были бы меньше, чем любой из 17 грантов (от 400 млн до 1 млрд руб.), выданных ведущим российским университетам на “национальные инновационные программы”, и на порядок меньше, чем расходы на создание каждого из двух “национальных университетов” (1,5 млрд руб. — годовой бюджет каждого проекта) или на каждую из двух “бизнес-школ международного уровня”. Конечно, эти расходы, которые в основном пойдут на инфраструктуру и оборудование, тоже необходимы, но было бы логично развернуть дополняющую их программу по возврату ученых вместе с тематикой их исследований.
Главное — перестать делать вид, что мы нужны диаспоре больше, чем она нам. Надо признать, что российские ученые, работающие за рубежом, не просто часть российской науки и общества, а ее гордость. Надо сказать, что Россия их ценит и ждет домой.
Сергей Гуриев
Михаил Попов
RE: Возвращение ученых
Подобные вопросы время от времени поднимаются на
(авторизуйтесь для просмотра ссылок)
Мое личное мнение. Вернуть человека имеющего постоянную позицию, а тем более позицию в хорошем университете не реально. Я думаю только большое стечение обстоятельств может заставить кого-нибудь из них вернуться на указанные деньги, да и то только в Москву и скорее всего на какую-нибудь административную должность как Ливанов. Похоже на потемкинские деревни, да и в обозримом будущем таких денег конечно же не предложат. Я уже молчу про то какое сопротивление это вызовет на местах. Для начала уж бы хотябы сделали что-нибудь не требующее денег: признали бы степени полученные на западе и включили ведущие западные издания в список ВАК.
[quote=Перекати-поле]
Авторы аккуратно доказывают, что имеет место как раз самое очевидное объяснение: современные информационные технологии дают возможность хорошо работать не только в самых лучших вузах.
[/quote]
А это не совсем правда. На самом деле люди, которые что-то реально сделали, в подавляющем большинстве случаев учились в правильных местах у правильных людей и потом продолжали работать в еще лучших местах. Исключений, особенно в наше время, очень мало.
(авторизуйтесь для просмотра ссылок)
Мое личное мнение. Вернуть человека имеющего постоянную позицию, а тем более позицию в хорошем университете не реально. Я думаю только большое стечение обстоятельств может заставить кого-нибудь из них вернуться на указанные деньги, да и то только в Москву и скорее всего на какую-нибудь административную должность как Ливанов. Похоже на потемкинские деревни, да и в обозримом будущем таких денег конечно же не предложат. Я уже молчу про то какое сопротивление это вызовет на местах. Для начала уж бы хотябы сделали что-нибудь не требующее денег: признали бы степени полученные на западе и включили ведущие западные издания в список ВАК.
[quote=Перекати-поле]
Авторы аккуратно доказывают, что имеет место как раз самое очевидное объяснение: современные информационные технологии дают возможность хорошо работать не только в самых лучших вузах.
[/quote]
А это не совсем правда. На самом деле люди, которые что-то реально сделали, в подавляющем большинстве случаев учились в правильных местах у правильных людей и потом продолжали работать в еще лучших местах. Исключений, особенно в наше время, очень мало.
- Перекати-поле
- Местный
- Сообщения: 980
- Зарегистрирован: 25-01-2006
RE: Возвращение ученых
[quote=student13]
Я уже молчу про то какое сопротивление это вызовет на местах. [/quote]
В этом я согласна. Местные профессора такого удара не переживут.
И вообще мне эта тема напоминает сюжеты с возвращением белогвардейцев и буржуазных специалистов в 20-гг

Я уже молчу про то какое сопротивление это вызовет на местах. [/quote]
В этом я согласна. Местные профессора такого удара не переживут.
И вообще мне эта тема напоминает сюжеты с возвращением белогвардейцев и буржуазных специалистов в 20-гг

RE: Возвращение ученых
Я думаю вклад вернувшихся тогда специалистов не очень хорошо изучен по идеологическим мотивам и главное неизвестен ширикой публике. Очень широко распространнено мнение что советская наука была построена на пустом месте руками вчерашних крестьян сразу после курсов ликбеза.
На самом деле многое было сделано людьми получившими образование до революции и оставшимися в России или вернувшимися после эмиграции или людьми так или иначе получившими образование или опыт работы на западе. Все эти люди кроме конечно их способностей и талантов имели возожность увидеть чем живет современная им наука и принести этот опыт в Россию культивировать и адаптировать его к тогдашним советским реалиям. Многие советские научные школы были заложены этими людьми и в некоторых из этих школ прямые ученики даже превзошли своих учителей. Но через поколения в условиях изоляции и подмены поиска истины на поиск путей к разного-рода должностям и регалиям произошла их деградация.
Экстенсивный путь развития привел к созданию самой большой и самой неэффективнои в мире армии научных работников, когда настоящий научныи продукт создается лишь малым процентом от всех людеи занятых в науке. Как говорили в 60-70 середняк пошел в науку. Как обычно балласту удалось занять многие руководящие посты. Развал СССР привел к тому что большинтво тех немногих кто рельно участвовал в научном процесе уехали. Многие из активных оставшихся уже ушли на пенсию, так что концентрация балласта в российской науке запредельная.
Но и социальная ситуация в стране не позволяет им ничего предьявить: как мы можем что-нибудь сделать если у нас нет денег даже на нормальную зарплату, а не то что на современное оборудование.
Но допустим деньги появились, даст ли вменямое правителство эти деньги в уже существуюшие научные организации? Что будет на выходе? Ситуация патовая есть огромная сеть университетов, НИИ и т.д. Но давать им деньги сеичас как есть это все равно что выкинуть деньги. Вот отсюда судорожные попытки построить новые университеты, переделка РАН и т.д. Но не похоже что это поможет : новые университеты будут как две капли воды с уже существующими, а в РАН деньги будут просто напросто украдены теперь уже не академиками, а чиновниками.
На самом деле многое было сделано людьми получившими образование до революции и оставшимися в России или вернувшимися после эмиграции или людьми так или иначе получившими образование или опыт работы на западе. Все эти люди кроме конечно их способностей и талантов имели возожность увидеть чем живет современная им наука и принести этот опыт в Россию культивировать и адаптировать его к тогдашним советским реалиям. Многие советские научные школы были заложены этими людьми и в некоторых из этих школ прямые ученики даже превзошли своих учителей. Но через поколения в условиях изоляции и подмены поиска истины на поиск путей к разного-рода должностям и регалиям произошла их деградация.
Экстенсивный путь развития привел к созданию самой большой и самой неэффективнои в мире армии научных работников, когда настоящий научныи продукт создается лишь малым процентом от всех людеи занятых в науке. Как говорили в 60-70 середняк пошел в науку. Как обычно балласту удалось занять многие руководящие посты. Развал СССР привел к тому что большинтво тех немногих кто рельно участвовал в научном процесе уехали. Многие из активных оставшихся уже ушли на пенсию, так что концентрация балласта в российской науке запредельная.
Но и социальная ситуация в стране не позволяет им ничего предьявить: как мы можем что-нибудь сделать если у нас нет денег даже на нормальную зарплату, а не то что на современное оборудование.
Но допустим деньги появились, даст ли вменямое правителство эти деньги в уже существуюшие научные организации? Что будет на выходе? Ситуация патовая есть огромная сеть университетов, НИИ и т.д. Но давать им деньги сеичас как есть это все равно что выкинуть деньги. Вот отсюда судорожные попытки построить новые университеты, переделка РАН и т.д. Но не похоже что это поможет : новые университеты будут как две капли воды с уже существующими, а в РАН деньги будут просто напросто украдены теперь уже не академиками, а чиновниками.
- Перекати-поле
- Местный
- Сообщения: 980
- Зарегистрирован: 25-01-2006
RE: Возвращение ученых
student13. Очень интересно. Особенно про роль старых специалистов в развитии советской науки.
Но в целом - пессимистично
Но в целом - пессимистично
RE: Возвращение ученых
Например, Иоффе, читаем в википедии:
after graduation in (1902) from St. Petersburg Technological Institute he worked for two years as an assistant to famous Wilhelm Roentgen in his Munich laboratory. In 1905 Ioffe obtained Ph.D. from Munich University.
Ioffe's pedagogical efforts resulted in the Soviet school of physics, his students include Aleksandr Aleksandrov, Yakov Dorfman, Pyotr Kapitsa, Isaak Kikoin, Igor Kurchatov, Yakov Frenkel, Nikolay Semyonov, Lev Artsimovich and others.
То что Петр Капица учился у Резерфорда и так все знают.
Грустая судьба Льва Шубникова. Это был один из самых талантливых русских физиков экспериментаторов. Работал в Голандии с де Гаазом он открыл эффект Шубникова - де Гааза. Вернувшись в Россию он основал школу физики низких температур, и сделал много хороших работ, в том числе наблюдал сверхпроводимость второго рода. Но его расстреляли, многие работы были забыты. А за теоретическое предсказание этих сверхпроводников сделанное много позже Абрикосов получил совсем недавно Нобелевскую премию.
Так что советская научная школа не такая уж беспородная.
after graduation in (1902) from St. Petersburg Technological Institute he worked for two years as an assistant to famous Wilhelm Roentgen in his Munich laboratory. In 1905 Ioffe obtained Ph.D. from Munich University.
Ioffe's pedagogical efforts resulted in the Soviet school of physics, his students include Aleksandr Aleksandrov, Yakov Dorfman, Pyotr Kapitsa, Isaak Kikoin, Igor Kurchatov, Yakov Frenkel, Nikolay Semyonov, Lev Artsimovich and others.
То что Петр Капица учился у Резерфорда и так все знают.
Грустая судьба Льва Шубникова. Это был один из самых талантливых русских физиков экспериментаторов. Работал в Голандии с де Гаазом он открыл эффект Шубникова - де Гааза. Вернувшись в Россию он основал школу физики низких температур, и сделал много хороших работ, в том числе наблюдал сверхпроводимость второго рода. Но его расстреляли, многие работы были забыты. А за теоретическое предсказание этих сверхпроводников сделанное много позже Абрикосов получил совсем недавно Нобелевскую премию.
Так что советская научная школа не такая уж беспородная.
Сообщений: 6
• Страница 1 из 1
Кто сейчас на конференции
Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 2