Самые вредные книги
Часть вторая.
Глава первая.
Ночь.
VI.
[...]
- Тут отчасти вы правы, отчасти нет, - продолжал с прежним равнодушием, даже вяло Ставрогин. - Сомнения нет, что много фантазии, как и всегда в этих случаях: кучка преувеличивает свой рост и значение. Если хотите, то, по-моему, их всего и есть один Петр Верховенский, и уж он слишком добр, что почитает себя только агентом своего общества. Впрочем основная идея не глупее других в этом роде. У них связи с Internationale; они сумели завести агентов в России, даже наткнулись на довольно оригинальный прием... но, разумеется, только теоретически. Что же касается до их здешних намерений, то ведь движение нашей русской организации такое дело темное и почти всегда такое неожиданное, что действительно у нас все можно попробовать. Заметьте, что Верховенский человек упорный.
Глава вторая.
Ночь (продолжение)
II.
[...]
- Николай Всеволодович, посудите, посудите!.. - и в отчаянии, в слезах, капитан начал торопливо излагать свою повесть за все четыре года. Это была глупейшая повесть о дураке, втянувшемся не в свое дело и почти не понимавшем его важности до самой последней минуты, за пьянством и за гульбой. Он рассказал, что еще в Петербурге "увлекся спервоначалу, просто по дружбе, как верный студент, хотя и не будучи студентом", и не зная ничего, "ни в чем неповинный", разбрасывал разные бумажки на лестницах, оставлял десятками у дверей, у звонков, засовывал вместо газет, в театр проносил, в шляпы совал, в карманы пропускал. А потом и деньги стал от них получать, "потому что средства-то, средства-то мои каковы-с!" В двух губерниях по уездам разбрасывал "всякую дрянь". - О, Николай Всеволодович, - восклицал он, - всего более возмущало меня, что это совершенно противно гражданским и преимущественно отечественным законам! Напечатано вдруг, чтобы выходили с вилами и чтобы помнили, что кто выйдет поутру бедным, может вечером воротиться домой богатым, - подумайте-с! Самого содрогание берет, а разбрасываю. Или вдруг пять-шесть строк ко всей России, ни с того, ни с сего: "запирайте скорее церкви, уничтожайте бога, нарушайте браки, уничтожайте права наследства, берите ножи", и только, и чорт знает что дальше. Вот с этою бумажкой, с пятистрочною-то, я чуть не попался, в полку офицеры поколотили, да дай бог здоровья, выпустили. А там прошлого года чуть не захватили, как я пятидесятирублевые французской подделки Короваеву передал; да слава богу, Короваев как раз пьяный в пруду утонул к тому времени, и меня не успели изобличить. Здесь у Виргинского провозглашал свободу социальной жены. В июне месяце опять в -ском уезде разбрасывал. Говорят, еще заставят... Петр Степанович вдруг дает знать, что я должен слушаться; давно уже угрожает. Ведь как он в воскресенье тогда поступил со мной! Николай Всеволодович, я раб, я червь, но не бог, тем только и отличаюсь от Державина. Но ведь средства-то, средства-то мои каковы!
Николай Всеволодович прослушал все любопытно.
Глава шестая.
Петр Степанович в хлопотах
III.
- Это в каких же вы хлопотах; неужто эти пустяки? - кивнул он на прокламацию. - Я вам таких листков сколько угодно натаскаю, еще в Х-ской губернии познакомился.
- То-есть в то время, как вы там проживали?
- Ну, разумеется, не в мое отсутствие. Еще она с виньеткой, топор наверху нарисован. Позвольте (он взял прокламацию); ну да, топор и тут; та самая, точнехонько.
- Да, топор. Видите топор.
- Что ж, топора испугались?
- Я не топора-с... и не испугался-с, но дело это... дело такое, тут обстоятельства.
- Какие? Что с фабрики-то принесли? Хе, хе. А знаете, у вас на этой фабрике сами рабочие скоро будут писать прокламации..
- Как это? - строго уставился фон-Лембке.
- Да так. Вы и смотрите на них. Слишком вы мягкий человек, Андрей Антонович; романы пишете. А тут надо бы по-старинному.
- Что такое по-старинному, что за советы? Фабрику вычистили; я велел, и вычистили.
- А между рабочими бунт. Перепороть их сплошь, и дело с концом.
- Бунт? Вздор это; я велел, и вычистили.
- Эх, Андрей Антонович, мягкий вы человек!
- Я, во-первых, вовсе не такой уж мягкий, а во-вторых... - укололся было опять фон-Лембке. Он разговаривал с молодым человеком через силу, из любопытства, не скажет ли тот чего новенького.
- А-а, опять старая знакомая! - перебил Петр Степанович, нацелившись на другую бумажку под преспапье, тоже в роде прокламации, очевидно заграничной печати, но в стихах; - ну эту я наизусть знаю: Светлая Личность! Посмотрим; ну так, Светлая Личность и есть. Знаком с этой личностью еще с заграницы. Где откопали?
- Вы говорите, что видели за границей? - встрепенулся фон-Лембке.
- Еще бы, четыре месяца назад, или даже пять.
- Как много вы однако за границей видели, - тонко посмотрел фон-Лембке. Петр Степанович, не слушая, развернул бумажку и прочел вслух стихотворение:
СВЕТЛАЯ ЛИЧНОСТЬ.
Он незнатной был породы,
Он возрос среди народа,
Но гонимый местью царской,
Злобной завистью боярской,
Он обрек себя страданью,
Казням, пыткам, истязанью,
И пошел вещать народу
Братство, равенство, свободу.
И, восстанье начиная,
Он бежал в чужие краи,
Из царева каземата,
От кнута, щипцов и ката.
А народ, восстать готовый
Из-под участи суровой,
От Смоленска до Ташкента
С нетерпеньем ждал студента.
Ждал его он поголовно,
Чтоб идти беспрекословно
Порешить в конец боярство,
Порешить совсем и царство,
Сделать общими именья
И предать навеки мщенью
Церкви, браки и семейство -
Мира старого злодейство!
[...]
VII.
[...]
(Разговор Ставрогина и Петра Верховенского - TheShadow)
- Как же вы разбросали столько прокламаций?
- Там, куда мы идем, членов кружка всего четверо. Остальные, в ожидании, шпионят друг за другом взапуски, и мне переносят. Народ благонадежный. Все это материал, который надо организовать да и убираться. Впрочем вы сами устав писали, вам нечего объяснять.
- Что ж, трудно что ли идет? Заколодило?
- Идет? Как не надо легче. Я вас посмешу: первое что ужасно действует - это мундир. Нет ничего сильнее мундира. Я нарочно выдумываю чины и должности: у меня секретари, тайные соглядатаи, казначеи, председатели, регистраторы, их товарищи - очень нравится и отлично принялось. Затем следующая сила, разумеется, сентиментальность. Знаете, социализм у нас распространяется преимущественно из сентиментальности. Но тут беда, вот эти кусающиеся подпоручики; нет-нет да и нарвешься. Затем следуют чистые мошенники; ну эти пожалуй хороший народ, иной раз выгодны очень, но на них много времени идет, неусыпный надзор требуется. Ну и наконец самая главная сила - цемент все связующий- это стыд собственного мнения. Вот это так сила! И кто это работал, кто этот "миленький" трудился, что ни одной-то собственной идеи не осталось ни у кого в голове! За стыд почитают.
- А коли так, из чего вы хлопочете?
- А коли лежит просто, рот разевает на всех, так как же его не стибрить! Будто серьезно не верите, что возможен успех? Эх, вера-то есть, да надо хотенья. Да, именно с этакими и возможен успех. Я вам говорю, он у меня в огонь пойдет, стоит только прикрикнуть на него, что недостаточно либерален. Дураки попрекают, что я всех здесь надул центральным комитетом и "бесчисленными разветвлениями". Вы сами раз этим меня корили, а какое тут надувание: центральный комитет - я да вы, а разветвлений будет сколько угодно.
- И все этакая-то сволочь!
- Материал. Пригодятся и эти.
- А вы на меня все еще рассчитываете?
- Вы начальник, вы сила; я у вас только сбоку буду, секретарем. Мы, знаете, сядем в ладью, веселки кленовые, паруса шелковые, на корме сидит красна девица, свет Лизавета Николаевна... или как там у них, чорт, поется в этой песне...
- Запнулся!-захохотал Ставрогин. - Нет, я вам скажу лучше присказку. Вы вот высчитываете по пальцам, из каких сил кружки составляются? Все это чиновничество и сентиментальность - все это клейстер хороший, но есть одна штука еще получше: подговорите четырех членов кружка укокошить пятого, под видом того, что тот донесет, и тотчас же вы их всех пролитою кровью как одним узлом свяжете. Рабами вашими станут, не посмеют бунтовать и отчетов спрашивать. Ха, ха, ха!
"Однако же, ты... однако же, ты мне эти слова должен выкупить", подумал про себя Петр Степанович, "и даже сегодня же вечером. Слишком ты много уж позволяешь себе".
Так, или почти так должен был задуматься Петр Степанович, Впрочем уж подходили к дому Виргинского.
- Вы, конечно, меня там выставили каким-нибудь членом из-за границы, в связях с Internationale, ревизором? - спросил вдруг Ставрогин.
- Нет, не ревизором; ревизором будете не вы; но вы член-учредитель из-за границы, которому известны важнейшие тайны - вот ваша роль.
[...]
Глава седьмая.
У наших
(Вообще гениальная глава, рыдал над каждой страницей, читать нужно обязательно полностью - TheShadow.)
Глава восьмая.
Иван-царевич.
I.
[...]
Ставрогин стоял и пристально глядел в его безумные глаза.
- Слушайте, мы сначала пустим смуту, - торопился ужасно Верховенский, поминутно схватывая Ставрогина за левый рукав. - Я уже вам говорил: мы проникнем в самый народ. Знаете ли, что мы уж и теперь ужасно сильны? Наши не те только, которые режут и жгут, да делают классические выстрелы или кусаются. Такие только мешают. Я без дисциплины ничего не понимаю. Я ведь мошенник, а не социалист, ха-ха! Слушайте, я их всех сосчитал: учитель, смеющийся с детьми над их богом и над их колыбелью, уже наш. Адвокат, защищающий образованного убийцу тем, что он развитее своих жертв и, чтобы денег добыть, не мог не убить, уже наш. Школьники, убивающие мужика, чтоб испытать ощущение, наши, наши. Присяжные, оправдывающие преступников сплошь, наши. Прокурор, трепещущий в суде, что он недостаточно либерален, наш, наш. Администраторы, литераторы, о, наших много, ужасно много, и сами того не знают! С другой стороны, послушание школьников и дурачков достигло высшей черты; у наставников раздавлен пузырь с желчью; везде тщеславие размеров непомерных, аппетит зверский, неслыханный... Знаете ли, знаете ли, сколько мы одними готовыми идейками возьмем? Я поехал - свирепствовал тезис Littre, что преступление есть помешательство; приезжаю - и уже преступление не помешательство, а именно здравый-то смысл и есть, почти долг, по крайней мере благородный протест. "Ну как развитому убийце не убить, если ему денег надо!" Но это лишь ягодки. Русский бог уже спасовал пред "дешевкой". Народ пьян, матери пьяны, дети пьяны, церкви пусты, а на судах: "двести розог, или тащи ведро". О, дайте, дайте, взрасти поколению. Жаль только, что некогда ждать, а то пусть бы они еще попьянее стали! Ах как жаль, что нет пролетариев! Но будут, будут, к этому идет...
- Жаль тоже, что мы поглупели, - пробормотал Ставрогин и двинулся прежнею дорогой.
- Слушайте, я сам видел ребенка шести лет, который вел домой пьяную мать, а та его ругала скверными словами. Вы думаете я этому рад? Когда в наши руки попадет, мы пожалуй и вылечим... если потребуется, мы на сорок лет в пустыню выгоним... Но одно или два поколения разврата теперь необходимо; разврата неслыханного, подленького, когда человек обращается в гадкую, трусливую, жестокую, себялюбивую мразь - вот чего надо! А тут еще "свеженькой кровушки", чтоб попривык. Чего вы смеетесь? Я себе не противоречу. Я только филантропам и Шигалевщине противоречу, а не себе. Я мошенник, а не социалист. Ха-ха-ха! Жаль только, что времени мало. Я Кармазинову обещал в мае начать, а к Покрову кончить. Скоро? Ха, ха! Знаете ли, что я вам скажу, Ставрогин: в русском народе до сих пор не было цинизма, хоть он и ругался скверными словами. Знаете ли, что этот раб крепостной больше себя уважал, чем Кармазинов себя? Его драли, а он своих богов отстоял, а Кармазинов не отстоял.
- Ну, Верховенский, я в первый раз слушаю вас и слушаю с изумлением, - промолвил Николай Всеволодович, - вы, стало быть, и впрямь не социалист, а какой-нибудь политический... честолюбец?
- Мошенник, мошенник. Вас заботит, кто я такой? Я вам скажу сейчас, кто я такой, к тому и веду. Не даром же я у вас руку поцеловал. Но надо, чтоб и народ уверовал, что мы знаем, чего хотим, а что те только "машут дубиной и бьют по своим". Эх кабы время! Одна беда - времени нет. Мы провозгласим разрушение... почему, почему, опять-таки, эта идейка так обаятельна! Но надо, надо косточки поразмять. Мы пустим пожары... Мы пустим легенды... Тут каждая шелудивая "кучка" пригодится. Я вам в этих же самых кучках таких охотников отыщу, что на всякий выстрел пойдут, да еще за честь благодарны останутся. Ну-с, и начнется смута! Раскачка такая пойдет, какой еще мир не видал... Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам... Ну-с, тут-та мы и пустим... Кого?
- Кого?
- Ивана-царевича.
- Кого-о?
- Ивана-царевича; вас, вас!
Ставрогин подумал с минуту.
- Самозванца? - вдруг спросил он, в глубоком удивлении смотря на исступленного. - Э! так вот наконец ваш план.
[...]
Глава первая.
Ночь.
VI.
[...]
- Тут отчасти вы правы, отчасти нет, - продолжал с прежним равнодушием, даже вяло Ставрогин. - Сомнения нет, что много фантазии, как и всегда в этих случаях: кучка преувеличивает свой рост и значение. Если хотите, то, по-моему, их всего и есть один Петр Верховенский, и уж он слишком добр, что почитает себя только агентом своего общества. Впрочем основная идея не глупее других в этом роде. У них связи с Internationale; они сумели завести агентов в России, даже наткнулись на довольно оригинальный прием... но, разумеется, только теоретически. Что же касается до их здешних намерений, то ведь движение нашей русской организации такое дело темное и почти всегда такое неожиданное, что действительно у нас все можно попробовать. Заметьте, что Верховенский человек упорный.
Глава вторая.
Ночь (продолжение)
II.
[...]
- Николай Всеволодович, посудите, посудите!.. - и в отчаянии, в слезах, капитан начал торопливо излагать свою повесть за все четыре года. Это была глупейшая повесть о дураке, втянувшемся не в свое дело и почти не понимавшем его важности до самой последней минуты, за пьянством и за гульбой. Он рассказал, что еще в Петербурге "увлекся спервоначалу, просто по дружбе, как верный студент, хотя и не будучи студентом", и не зная ничего, "ни в чем неповинный", разбрасывал разные бумажки на лестницах, оставлял десятками у дверей, у звонков, засовывал вместо газет, в театр проносил, в шляпы совал, в карманы пропускал. А потом и деньги стал от них получать, "потому что средства-то, средства-то мои каковы-с!" В двух губерниях по уездам разбрасывал "всякую дрянь". - О, Николай Всеволодович, - восклицал он, - всего более возмущало меня, что это совершенно противно гражданским и преимущественно отечественным законам! Напечатано вдруг, чтобы выходили с вилами и чтобы помнили, что кто выйдет поутру бедным, может вечером воротиться домой богатым, - подумайте-с! Самого содрогание берет, а разбрасываю. Или вдруг пять-шесть строк ко всей России, ни с того, ни с сего: "запирайте скорее церкви, уничтожайте бога, нарушайте браки, уничтожайте права наследства, берите ножи", и только, и чорт знает что дальше. Вот с этою бумажкой, с пятистрочною-то, я чуть не попался, в полку офицеры поколотили, да дай бог здоровья, выпустили. А там прошлого года чуть не захватили, как я пятидесятирублевые французской подделки Короваеву передал; да слава богу, Короваев как раз пьяный в пруду утонул к тому времени, и меня не успели изобличить. Здесь у Виргинского провозглашал свободу социальной жены. В июне месяце опять в -ском уезде разбрасывал. Говорят, еще заставят... Петр Степанович вдруг дает знать, что я должен слушаться; давно уже угрожает. Ведь как он в воскресенье тогда поступил со мной! Николай Всеволодович, я раб, я червь, но не бог, тем только и отличаюсь от Державина. Но ведь средства-то, средства-то мои каковы!
Николай Всеволодович прослушал все любопытно.
Глава шестая.
Петр Степанович в хлопотах
III.
- Это в каких же вы хлопотах; неужто эти пустяки? - кивнул он на прокламацию. - Я вам таких листков сколько угодно натаскаю, еще в Х-ской губернии познакомился.
- То-есть в то время, как вы там проживали?
- Ну, разумеется, не в мое отсутствие. Еще она с виньеткой, топор наверху нарисован. Позвольте (он взял прокламацию); ну да, топор и тут; та самая, точнехонько.
- Да, топор. Видите топор.
- Что ж, топора испугались?
- Я не топора-с... и не испугался-с, но дело это... дело такое, тут обстоятельства.
- Какие? Что с фабрики-то принесли? Хе, хе. А знаете, у вас на этой фабрике сами рабочие скоро будут писать прокламации..
- Как это? - строго уставился фон-Лембке.
- Да так. Вы и смотрите на них. Слишком вы мягкий человек, Андрей Антонович; романы пишете. А тут надо бы по-старинному.
- Что такое по-старинному, что за советы? Фабрику вычистили; я велел, и вычистили.
- А между рабочими бунт. Перепороть их сплошь, и дело с концом.
- Бунт? Вздор это; я велел, и вычистили.
- Эх, Андрей Антонович, мягкий вы человек!
- Я, во-первых, вовсе не такой уж мягкий, а во-вторых... - укололся было опять фон-Лембке. Он разговаривал с молодым человеком через силу, из любопытства, не скажет ли тот чего новенького.
- А-а, опять старая знакомая! - перебил Петр Степанович, нацелившись на другую бумажку под преспапье, тоже в роде прокламации, очевидно заграничной печати, но в стихах; - ну эту я наизусть знаю: Светлая Личность! Посмотрим; ну так, Светлая Личность и есть. Знаком с этой личностью еще с заграницы. Где откопали?
- Вы говорите, что видели за границей? - встрепенулся фон-Лембке.
- Еще бы, четыре месяца назад, или даже пять.
- Как много вы однако за границей видели, - тонко посмотрел фон-Лембке. Петр Степанович, не слушая, развернул бумажку и прочел вслух стихотворение:
СВЕТЛАЯ ЛИЧНОСТЬ.
Он незнатной был породы,
Он возрос среди народа,
Но гонимый местью царской,
Злобной завистью боярской,
Он обрек себя страданью,
Казням, пыткам, истязанью,
И пошел вещать народу
Братство, равенство, свободу.
И, восстанье начиная,
Он бежал в чужие краи,
Из царева каземата,
От кнута, щипцов и ката.
А народ, восстать готовый
Из-под участи суровой,
От Смоленска до Ташкента
С нетерпеньем ждал студента.
Ждал его он поголовно,
Чтоб идти беспрекословно
Порешить в конец боярство,
Порешить совсем и царство,
Сделать общими именья
И предать навеки мщенью
Церкви, браки и семейство -
Мира старого злодейство!
[...]
VII.
[...]
(Разговор Ставрогина и Петра Верховенского - TheShadow)
- Как же вы разбросали столько прокламаций?
- Там, куда мы идем, членов кружка всего четверо. Остальные, в ожидании, шпионят друг за другом взапуски, и мне переносят. Народ благонадежный. Все это материал, который надо организовать да и убираться. Впрочем вы сами устав писали, вам нечего объяснять.
- Что ж, трудно что ли идет? Заколодило?
- Идет? Как не надо легче. Я вас посмешу: первое что ужасно действует - это мундир. Нет ничего сильнее мундира. Я нарочно выдумываю чины и должности: у меня секретари, тайные соглядатаи, казначеи, председатели, регистраторы, их товарищи - очень нравится и отлично принялось. Затем следующая сила, разумеется, сентиментальность. Знаете, социализм у нас распространяется преимущественно из сентиментальности. Но тут беда, вот эти кусающиеся подпоручики; нет-нет да и нарвешься. Затем следуют чистые мошенники; ну эти пожалуй хороший народ, иной раз выгодны очень, но на них много времени идет, неусыпный надзор требуется. Ну и наконец самая главная сила - цемент все связующий- это стыд собственного мнения. Вот это так сила! И кто это работал, кто этот "миленький" трудился, что ни одной-то собственной идеи не осталось ни у кого в голове! За стыд почитают.
- А коли так, из чего вы хлопочете?
- А коли лежит просто, рот разевает на всех, так как же его не стибрить! Будто серьезно не верите, что возможен успех? Эх, вера-то есть, да надо хотенья. Да, именно с этакими и возможен успех. Я вам говорю, он у меня в огонь пойдет, стоит только прикрикнуть на него, что недостаточно либерален. Дураки попрекают, что я всех здесь надул центральным комитетом и "бесчисленными разветвлениями". Вы сами раз этим меня корили, а какое тут надувание: центральный комитет - я да вы, а разветвлений будет сколько угодно.
- И все этакая-то сволочь!
- Материал. Пригодятся и эти.
- А вы на меня все еще рассчитываете?
- Вы начальник, вы сила; я у вас только сбоку буду, секретарем. Мы, знаете, сядем в ладью, веселки кленовые, паруса шелковые, на корме сидит красна девица, свет Лизавета Николаевна... или как там у них, чорт, поется в этой песне...
- Запнулся!-захохотал Ставрогин. - Нет, я вам скажу лучше присказку. Вы вот высчитываете по пальцам, из каких сил кружки составляются? Все это чиновничество и сентиментальность - все это клейстер хороший, но есть одна штука еще получше: подговорите четырех членов кружка укокошить пятого, под видом того, что тот донесет, и тотчас же вы их всех пролитою кровью как одним узлом свяжете. Рабами вашими станут, не посмеют бунтовать и отчетов спрашивать. Ха, ха, ха!
"Однако же, ты... однако же, ты мне эти слова должен выкупить", подумал про себя Петр Степанович, "и даже сегодня же вечером. Слишком ты много уж позволяешь себе".
Так, или почти так должен был задуматься Петр Степанович, Впрочем уж подходили к дому Виргинского.
- Вы, конечно, меня там выставили каким-нибудь членом из-за границы, в связях с Internationale, ревизором? - спросил вдруг Ставрогин.
- Нет, не ревизором; ревизором будете не вы; но вы член-учредитель из-за границы, которому известны важнейшие тайны - вот ваша роль.
[...]
Глава седьмая.
У наших
(Вообще гениальная глава, рыдал над каждой страницей, читать нужно обязательно полностью - TheShadow.)
Глава восьмая.
Иван-царевич.
I.
[...]
Ставрогин стоял и пристально глядел в его безумные глаза.
- Слушайте, мы сначала пустим смуту, - торопился ужасно Верховенский, поминутно схватывая Ставрогина за левый рукав. - Я уже вам говорил: мы проникнем в самый народ. Знаете ли, что мы уж и теперь ужасно сильны? Наши не те только, которые режут и жгут, да делают классические выстрелы или кусаются. Такие только мешают. Я без дисциплины ничего не понимаю. Я ведь мошенник, а не социалист, ха-ха! Слушайте, я их всех сосчитал: учитель, смеющийся с детьми над их богом и над их колыбелью, уже наш. Адвокат, защищающий образованного убийцу тем, что он развитее своих жертв и, чтобы денег добыть, не мог не убить, уже наш. Школьники, убивающие мужика, чтоб испытать ощущение, наши, наши. Присяжные, оправдывающие преступников сплошь, наши. Прокурор, трепещущий в суде, что он недостаточно либерален, наш, наш. Администраторы, литераторы, о, наших много, ужасно много, и сами того не знают! С другой стороны, послушание школьников и дурачков достигло высшей черты; у наставников раздавлен пузырь с желчью; везде тщеславие размеров непомерных, аппетит зверский, неслыханный... Знаете ли, знаете ли, сколько мы одними готовыми идейками возьмем? Я поехал - свирепствовал тезис Littre, что преступление есть помешательство; приезжаю - и уже преступление не помешательство, а именно здравый-то смысл и есть, почти долг, по крайней мере благородный протест. "Ну как развитому убийце не убить, если ему денег надо!" Но это лишь ягодки. Русский бог уже спасовал пред "дешевкой". Народ пьян, матери пьяны, дети пьяны, церкви пусты, а на судах: "двести розог, или тащи ведро". О, дайте, дайте, взрасти поколению. Жаль только, что некогда ждать, а то пусть бы они еще попьянее стали! Ах как жаль, что нет пролетариев! Но будут, будут, к этому идет...
- Жаль тоже, что мы поглупели, - пробормотал Ставрогин и двинулся прежнею дорогой.
- Слушайте, я сам видел ребенка шести лет, который вел домой пьяную мать, а та его ругала скверными словами. Вы думаете я этому рад? Когда в наши руки попадет, мы пожалуй и вылечим... если потребуется, мы на сорок лет в пустыню выгоним... Но одно или два поколения разврата теперь необходимо; разврата неслыханного, подленького, когда человек обращается в гадкую, трусливую, жестокую, себялюбивую мразь - вот чего надо! А тут еще "свеженькой кровушки", чтоб попривык. Чего вы смеетесь? Я себе не противоречу. Я только филантропам и Шигалевщине противоречу, а не себе. Я мошенник, а не социалист. Ха-ха-ха! Жаль только, что времени мало. Я Кармазинову обещал в мае начать, а к Покрову кончить. Скоро? Ха, ха! Знаете ли, что я вам скажу, Ставрогин: в русском народе до сих пор не было цинизма, хоть он и ругался скверными словами. Знаете ли, что этот раб крепостной больше себя уважал, чем Кармазинов себя? Его драли, а он своих богов отстоял, а Кармазинов не отстоял.
- Ну, Верховенский, я в первый раз слушаю вас и слушаю с изумлением, - промолвил Николай Всеволодович, - вы, стало быть, и впрямь не социалист, а какой-нибудь политический... честолюбец?
- Мошенник, мошенник. Вас заботит, кто я такой? Я вам скажу сейчас, кто я такой, к тому и веду. Не даром же я у вас руку поцеловал. Но надо, чтоб и народ уверовал, что мы знаем, чего хотим, а что те только "машут дубиной и бьют по своим". Эх кабы время! Одна беда - времени нет. Мы провозгласим разрушение... почему, почему, опять-таки, эта идейка так обаятельна! Но надо, надо косточки поразмять. Мы пустим пожары... Мы пустим легенды... Тут каждая шелудивая "кучка" пригодится. Я вам в этих же самых кучках таких охотников отыщу, что на всякий выстрел пойдут, да еще за честь благодарны останутся. Ну-с, и начнется смута! Раскачка такая пойдет, какой еще мир не видал... Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам... Ну-с, тут-та мы и пустим... Кого?
- Кого?
- Ивана-царевича.
- Кого-о?
- Ивана-царевича; вас, вас!
Ставрогин подумал с минуту.
- Самозванца? - вдруг спросил он, в глубоком удивлении смотря на исступленного. - Э! так вот наконец ваш план.
[...]
Часть третья.
Глава первая.
Праздник. Отдел первый.
I.
Праздник состоялся, несмотря ни на какие недоумения прошедшего "Шпигулинского" дня. Я думаю, что если бы даже Лембке умер в ту самую ночь, то праздник все-таки бы состоялся на утро, - до того много соединяла с ним какого-то особенного значения Юлия Михайловна. Увы, она до последней минуты находилась в ослеплении и не понимала настроения общества. Никто под конец не верил, что торжественный день пройдет без какого-нибудь колоссального приключения, без "развязки", как выражались иные, заранее потирая руки. Многие, правда, старались принять самый нахмуренный и политический вид; но вообще говоря, непомерно веселит русского человека всякая общественная скандальная суматоха. Правда, было у нас нечто и весьма посерьезнее одной лишь жажды скандала: было всеобщее раздражение, что-то неутолимо злобное; казалось, всем все надоело ужасно. Воцарился какой-то всеобщий сбивчивый цинизм, цинизм через силу, как бы с натуги. Только дамы не сбивались, и то в одном только пункте: в беспощадной ненависти к Юлии Михайловне. В этом сошлись все дамские направления. А та бедная и не подозревала; она до последнего часу все еще была уверена, что "окружена" и что ей все еще "преданы фанатически".
Я уже намекал о том, что у нас появились разные людишки. В смутное время колебания или перехода всегда и везде появляются разные людишки. Я не про тех так-называемых "передовых" говорю, которые всегда спешат прежде всех (главная забота) и хотя очень часто с глупейшею, но все же с определенною более или менее целью. Нет, я говорю лишь про сволочь. Во всякое переходное время подымается эта сволочь, которая есть в каждом обществе, и уже не только безо всякой цели, но даже не имея и признака мысли, а лишь выражая собою изо всех сил беспокойство и нетерпение. Между тем эта сволочь, сама не зная того, почти всегда подпадает под команду той малой кучки "передовых", которые действуют с определенною целью, и та направляет весь этот сор куда ей угодно, если только сама не состоит из совершенных идиотов, что впрочем тоже случается. У нас вот говорят теперь, когда уже все прошло, что Петром Степановичем управляла Интернационалка, а Петр Степанович Юлией Михайловной, а та уже регулировала по его команде всякую сволочь. Солиднейшие из наших умов дивятся теперь на себя: как это они тогда вдруг оплошали? В чем состояло наше смутное время и от чего к чему был у нас переход - я не знаю, да и никто, я думаю, не знает - разве вот некоторые посторонние гости. А между тем дряннейшие людишки получили вдруг перевес, стали громко критиковать все священное, тогда как прежде и рта не смели раскрыть, а первейшие люди, до тех пор так благополучно державшие верх, стали вдруг их слушать, а сами молчать; а иные так позорнейшим образом подхихикивать. Какие-то Лямшины, Телятниковы, помещики Тентетниковы, доморощенные сопляки Радищевы, скорбно, но надменно улыбающиеся жидишки, хохотуны, заезжие путешественники, поэты с направлением из столицы, поэты взамен направления и таланта в поддевках и смазных сапогах, майоры и полковники, смеющиеся над бессмысленностию своего звания и за лишний рубль готовые тотчас же снять свою шпагу и улизнуть в писаря на железную дорогу; генералы, перебежавшие в адвокаты; развитые посредники, развивающиеся купчики, бесчисленные семинаристы, женщины, изображающие собою женский вопрос, - все это вдруг у нас взяло полный верх и над кем же? Над клубом, над почтенными сановниками, над генералами на деревянных ногах, над строжайшим и неприступнейшим нашим дамскими обществом. Уж если Варвара Петровна, до самой катастрофы с ее сынком, состояла чуть не на посылках у всей этой сволочи, то другим из наших Минерв отчасти и простительна их тогдашняя одурь. Теперь все приписывают, как я уже и сказал, Интернационалке. Идея эта до того укрепилась, что в этом смысле доносят даже наехавшим посторонним. Еще недавно советник Кубриков, шестидесяти двух лет и со Станиславом на шее, пришел безо всякого зову и проникнутым голосом объявил, что в продолжение целых трех месяцев несомненно состоял под влиянием Интернационалки. Когда же, со всем уважением к его летам и заслугам, пригласили его объясниться удовлетворительнее, то он хотя и не мог представить никаких документов кроме того, что "ощущал всеми своими чувствами", но тем не менее твердо остался при своем заявлении, так что его уже более не допрашивали.
Повторю еще раз. Сохранилась и у нас маленькая кучка особ осторожных, уединившихся в самом начале и даже затворившихся на замок. Но какой замок устоит пред законом естественным? В самых осторожнейших семействах также точно растут девицы, которым необходимо потанцовать. И вот все эти особы тоже кончили тем, что подписались на гувернанток. Бал же предполагался такой блистательный, непомерный; рассказывали чудеса; ходили слухи о заезжих князьях с лорнетами, о десяти распорядителях, все молодых кавалерах, с бантами на левом плече; о петербургских каких-то двигателях; о том, что Кармазинов, для приумножения сбору, согласился прочесть Merci в костюме гувернантки нашей губернии; о том, что будет "кадриль литературы", тоже вся в костюмах, и каждый костюм будет изображать собою какое-нибудь направление. Наконец в костюме же пропляшет и какая-то "честная русская мысль", - что уже само собою представляло совершенную новость. Как же было не подписаться? Все подписались.
Глава восьмая.
Заключение.
I.
[...]
Но продолжаю о Лямшине. Лишь только он остался один (Эркель, надеясь на Толкаченку, еще прежде ушел к себе), как тотчас же выбежал из дому и, разумеется, очень скоро узнал о положении дел. Не заходя даже домой, он бросился тоже бежать куда глаза глядят. Но ночь была так темна, а предприятие до того страшное и многотрудное, что, пройдя две-три улицы, он воротился домой и заперся на всю ночь. Кажется, к утру он сделал попытку к самоубийству: но у него не вышло. Просидел он, однако взаперти почти до полудня и - вдруг побежал к начальству. Говорят, он ползал на коленях, рыдал и визжал, целовал пол, крича, что недостоин целовать даже сапогов стоявших перед ним сановников. Его успокоили и даже обласкали. Допрос тянулся, говорят, часа три. Он объявил все, все, рассказал всю подноготную, все что знал, все подробности; забегал вперед, спешил признаниями, передавал даже ненужное и без спросу. Оказалось, что он знал довольно, и довольно хорошо поставил на вид дело: трагедия с Шатовым и Кирилловым, пожар, смерть Лебядкиных и пр. поступили на план второстепенный. На первый план выступали Петр Степанович, тайное общество, организация, сеть. На вопрос: для чего было сделано столько убийств, скандалов и мерзостей? он с горячею торопливостью ответил, что "для систематического потрясения основ, для систематического разложения общества и всех начал; для того, чтобы всех обескуражить и изо всего сделать кашу, и расшатавшееся таким образом общество, болезненное и раскисшее, циническое и неверующее, но с бесконечною жаждой какой-нибудь руководящей мысли и самоохранения - вдруг взять в свои руки, подняв знамя бунта и опираясь на целую сеть пятерок, тем временем действовавших, вербовавших и изыскивавших практически все приемы и все слабые места, за которые можно ухватиться". Заключил он, что здесь в нашем городе устроена была Петром Степановичем лишь первая проба такого систематического беспорядка, так-сказать программа дальнейших действий и даже для всех пятерок, - и что это уже собственно его (Лямшина) мысль, его догадка и "чтобы непременно попомнили и чтобы все это поставили на вид, до какой степени он откровенно и благонравно разъясняет дело и стало быть очень может пригодиться даже и впредь для услуг начальства". На положительный вопрос: много ли пятерок? отвечал, что бесконечное множество, что вся Россия покрыта сетью, и хотя не представил доказательств, но, думаю, отвечал совершенно искренно. Представил только печатную программу общества, заграничной печати, и проект развития системы дальнейших действий, написанный хотя и начерно, но собственною рукой Петра Степановича.
[...]
Глава первая.
Праздник. Отдел первый.
I.
Праздник состоялся, несмотря ни на какие недоумения прошедшего "Шпигулинского" дня. Я думаю, что если бы даже Лембке умер в ту самую ночь, то праздник все-таки бы состоялся на утро, - до того много соединяла с ним какого-то особенного значения Юлия Михайловна. Увы, она до последней минуты находилась в ослеплении и не понимала настроения общества. Никто под конец не верил, что торжественный день пройдет без какого-нибудь колоссального приключения, без "развязки", как выражались иные, заранее потирая руки. Многие, правда, старались принять самый нахмуренный и политический вид; но вообще говоря, непомерно веселит русского человека всякая общественная скандальная суматоха. Правда, было у нас нечто и весьма посерьезнее одной лишь жажды скандала: было всеобщее раздражение, что-то неутолимо злобное; казалось, всем все надоело ужасно. Воцарился какой-то всеобщий сбивчивый цинизм, цинизм через силу, как бы с натуги. Только дамы не сбивались, и то в одном только пункте: в беспощадной ненависти к Юлии Михайловне. В этом сошлись все дамские направления. А та бедная и не подозревала; она до последнего часу все еще была уверена, что "окружена" и что ей все еще "преданы фанатически".
Я уже намекал о том, что у нас появились разные людишки. В смутное время колебания или перехода всегда и везде появляются разные людишки. Я не про тех так-называемых "передовых" говорю, которые всегда спешат прежде всех (главная забота) и хотя очень часто с глупейшею, но все же с определенною более или менее целью. Нет, я говорю лишь про сволочь. Во всякое переходное время подымается эта сволочь, которая есть в каждом обществе, и уже не только безо всякой цели, но даже не имея и признака мысли, а лишь выражая собою изо всех сил беспокойство и нетерпение. Между тем эта сволочь, сама не зная того, почти всегда подпадает под команду той малой кучки "передовых", которые действуют с определенною целью, и та направляет весь этот сор куда ей угодно, если только сама не состоит из совершенных идиотов, что впрочем тоже случается. У нас вот говорят теперь, когда уже все прошло, что Петром Степановичем управляла Интернационалка, а Петр Степанович Юлией Михайловной, а та уже регулировала по его команде всякую сволочь. Солиднейшие из наших умов дивятся теперь на себя: как это они тогда вдруг оплошали? В чем состояло наше смутное время и от чего к чему был у нас переход - я не знаю, да и никто, я думаю, не знает - разве вот некоторые посторонние гости. А между тем дряннейшие людишки получили вдруг перевес, стали громко критиковать все священное, тогда как прежде и рта не смели раскрыть, а первейшие люди, до тех пор так благополучно державшие верх, стали вдруг их слушать, а сами молчать; а иные так позорнейшим образом подхихикивать. Какие-то Лямшины, Телятниковы, помещики Тентетниковы, доморощенные сопляки Радищевы, скорбно, но надменно улыбающиеся жидишки, хохотуны, заезжие путешественники, поэты с направлением из столицы, поэты взамен направления и таланта в поддевках и смазных сапогах, майоры и полковники, смеющиеся над бессмысленностию своего звания и за лишний рубль готовые тотчас же снять свою шпагу и улизнуть в писаря на железную дорогу; генералы, перебежавшие в адвокаты; развитые посредники, развивающиеся купчики, бесчисленные семинаристы, женщины, изображающие собою женский вопрос, - все это вдруг у нас взяло полный верх и над кем же? Над клубом, над почтенными сановниками, над генералами на деревянных ногах, над строжайшим и неприступнейшим нашим дамскими обществом. Уж если Варвара Петровна, до самой катастрофы с ее сынком, состояла чуть не на посылках у всей этой сволочи, то другим из наших Минерв отчасти и простительна их тогдашняя одурь. Теперь все приписывают, как я уже и сказал, Интернационалке. Идея эта до того укрепилась, что в этом смысле доносят даже наехавшим посторонним. Еще недавно советник Кубриков, шестидесяти двух лет и со Станиславом на шее, пришел безо всякого зову и проникнутым голосом объявил, что в продолжение целых трех месяцев несомненно состоял под влиянием Интернационалки. Когда же, со всем уважением к его летам и заслугам, пригласили его объясниться удовлетворительнее, то он хотя и не мог представить никаких документов кроме того, что "ощущал всеми своими чувствами", но тем не менее твердо остался при своем заявлении, так что его уже более не допрашивали.
Повторю еще раз. Сохранилась и у нас маленькая кучка особ осторожных, уединившихся в самом начале и даже затворившихся на замок. Но какой замок устоит пред законом естественным? В самых осторожнейших семействах также точно растут девицы, которым необходимо потанцовать. И вот все эти особы тоже кончили тем, что подписались на гувернанток. Бал же предполагался такой блистательный, непомерный; рассказывали чудеса; ходили слухи о заезжих князьях с лорнетами, о десяти распорядителях, все молодых кавалерах, с бантами на левом плече; о петербургских каких-то двигателях; о том, что Кармазинов, для приумножения сбору, согласился прочесть Merci в костюме гувернантки нашей губернии; о том, что будет "кадриль литературы", тоже вся в костюмах, и каждый костюм будет изображать собою какое-нибудь направление. Наконец в костюме же пропляшет и какая-то "честная русская мысль", - что уже само собою представляло совершенную новость. Как же было не подписаться? Все подписались.
Глава восьмая.
Заключение.
I.
[...]
Но продолжаю о Лямшине. Лишь только он остался один (Эркель, надеясь на Толкаченку, еще прежде ушел к себе), как тотчас же выбежал из дому и, разумеется, очень скоро узнал о положении дел. Не заходя даже домой, он бросился тоже бежать куда глаза глядят. Но ночь была так темна, а предприятие до того страшное и многотрудное, что, пройдя две-три улицы, он воротился домой и заперся на всю ночь. Кажется, к утру он сделал попытку к самоубийству: но у него не вышло. Просидел он, однако взаперти почти до полудня и - вдруг побежал к начальству. Говорят, он ползал на коленях, рыдал и визжал, целовал пол, крича, что недостоин целовать даже сапогов стоявших перед ним сановников. Его успокоили и даже обласкали. Допрос тянулся, говорят, часа три. Он объявил все, все, рассказал всю подноготную, все что знал, все подробности; забегал вперед, спешил признаниями, передавал даже ненужное и без спросу. Оказалось, что он знал довольно, и довольно хорошо поставил на вид дело: трагедия с Шатовым и Кирилловым, пожар, смерть Лебядкиных и пр. поступили на план второстепенный. На первый план выступали Петр Степанович, тайное общество, организация, сеть. На вопрос: для чего было сделано столько убийств, скандалов и мерзостей? он с горячею торопливостью ответил, что "для систематического потрясения основ, для систематического разложения общества и всех начал; для того, чтобы всех обескуражить и изо всего сделать кашу, и расшатавшееся таким образом общество, болезненное и раскисшее, циническое и неверующее, но с бесконечною жаждой какой-нибудь руководящей мысли и самоохранения - вдруг взять в свои руки, подняв знамя бунта и опираясь на целую сеть пятерок, тем временем действовавших, вербовавших и изыскивавших практически все приемы и все слабые места, за которые можно ухватиться". Заключил он, что здесь в нашем городе устроена была Петром Степановичем лишь первая проба такого систематического беспорядка, так-сказать программа дальнейших действий и даже для всех пятерок, - и что это уже собственно его (Лямшина) мысль, его догадка и "чтобы непременно попомнили и чтобы все это поставили на вид, до какой степени он откровенно и благонравно разъясняет дело и стало быть очень может пригодиться даже и впредь для услуг начальства". На положительный вопрос: много ли пятерок? отвечал, что бесконечное множество, что вся Россия покрыта сетью, и хотя не представил доказательств, но, думаю, отвечал совершенно искренно. Представил только печатную программу общества, заграничной печати, и проект развития системы дальнейших действий, написанный хотя и начерно, но собственною рукой Петра Степановича.
[...]
Тех, кто дочитал до сюда, поздравляю, есть эксклюзивная возможность прочитать ещё 15 Кб.
Был такой персонаж - Александр Парвус (настоящие имя - Александр Львович Гельфанд) (1869—1924) - один из многих людей, помогавших немецкому Генштабу осуществлять революцию в России. Разработавший план революции 1917 года.
Достоевский впервые опубликовал "Бесов", если не ошибаюсь, в 1871 году. Смотрите, что написал Парвус почти 40 лет спустя - в 1915 году.
-----------------------------------------------------------------------------------------
План революции в России.
Меморандум Александра Парвуса.
Подготовка массовой политической стачки в России
К весне в России следует подготовить массовую политическую стачку под лозунгом "воля и мир". Центром движения станет Петербург, а в нем Обуховский, Путиловский и Балтийский заводы. Стачка должна охватить железнодорожные линии Петербург - Варшава, Москва - Варшава и Юго-Западную железную дорогу. Стачка на железной дороге будет проведена прежде всего в крупных железнодорожных узлах с большой численностью рабочих, где имеются железнодорожные мастерские и т. п. С целью расширения стачки везде, где возможно, будут взорваны железнодорожные мосты, как это уже делалось во время забастовочного движения 1904-1905 гг.
Конференция вождей российских социалистов
Эту работу можно осуществить только под руководством российской социал-демократии. Радикальная часть последней уже выступила с действиями. Необходимо, чтобы подключилась и умеренная фракция меньшевиков. До последнего времени в первую очередь именно радикалы были противниками объединения. Однако две недели назад их вождь Ленин сам поставил вопрос об объединении с меньшевиками. Достижение объединения возможно на центристской линии ввиду необходимости использовать вызванное войной ослабление административного аппарата для осуществления в стране энергичных действий против абсолютизма. Следует заметить, что умеренные всегда испытывали крайне сильное влияние со стороны германских социал-демократов. Благодаря личному авторитету некоторых вождей германской и австрийской социал-демократии можно было бы и в настоящее время многого добиться от умеренных. После тщательной предварительной подготовки нужно провести съезд вождей российской социал-демократии в Швейцарии или какой-либо другой нейтральной стране. В съезде должны принять участие:
1) социал-демократическая партия большевиков;
2) партия меньшевиков;
3) еврейский "Бунд";
4) украинская организация "Спилка";
5) польская социал-демократическая партия;
6) социал-демократическая партия Польши;
7) социал- демократическая партия Литвы;
8) финская социал-демократия.
Съезд состоится, только если предварительно удастся достичь единства по вопросу о начале прямых акций против царизма.
Возможно, что съезду должно предшествовать совещание большевиков и меньшевиков российской социал-демократической партии. К участию в съезде можно привлечь дополнительно:
9) армянскую партию Дашнакцутян и
10) Хиджак.
Помимо выдающегося организационного значения, съезд своими решениями оказал бы немедленное и сильное воздействие на общественное мнение Франции и Англии.
Российские социал-революционеры
[...]
Отдельные движения
Рука об руку с этой предварительной работой по созданию организационной основы для массовой забастовки уже сейчас должна идти прямая агитация. Через Болгарию и Румынию можно наладить связи с Одессой, Николаевом, Севастополем, Ростовом-на-Дону, Батумом и Баку. Во время революции русские рабочие в этих областях выдвигали требования местного и профессионального характера, эти требования им обещали выполнить, но так и не выполнили. Рабочие не отказались от борьбы за свои требования, всего два года назад прошла крупная забастовка матросов и портовых рабочих, на повестке дня которой вновь стояли их прежние требования. Агитацию нужно начать в этих пунктах, одновременно придав ей политический характер. В условиях нынешней безработицы всеобщую забастовку в Причерноморье едва ли удастся провести, но отдельные забастовки вполне возможны в Николаеве, Ростове-на-Дону и среди представителей отдельных специальностей в Одессе. Такие забастовки будут иметь значение симптомов, нарушая спокойствие, которое с началом войны установилось во внутренней борьбе в царской империи.
[...]
Проводя агитацию, следует особенно подчеркивать, что революционные организации Одессы, опираясь на рабочих, смогут, как и в 1905 г., захватить управление городом и оказать помощь нуждающимся беднейшим классам безмерно страдающего от войны населения. В качестве цели следует при этом постараться дать новый толчок общему революционному движению. Если в Одессе дело дойдет до восстания, то поддержать его может турецкий флот.
В Баку и районах добычи нефти вызвать забастовку сравнительно легко. Немаловажным обстоятельством здесь является то, что большую часть рабочих в этих районах составляют татары, то есть мусульмане. Если начнется забастовка, то, как и в 1905 г., будут предприняты попытки поджечь нефтяные скважины и склады. Забастовки возможны также в горнодобывающих областях Донецка. Но наиболее благоприятными являются условия на Урале. У большевиков там много приверженцев. Политические забастовки уральских горняков легко устроить, если иметь в наличии некоторые денежные средства, поскольку население очень бедное.
Сибирь
Особое внимание следует уделить Сибири. В Европе Сибирь известна лишь как место ссылки. Но вдоль больших трактов, близ железных дорог и по берегам рек Сибири живут крепкие крестьяне, люди гордого и независимого нрава, которые не любят иметь дела с центральным правительством.
В городах проживает энергичное купечество и слой интеллигенции, которая состоит из политических ссыльных или находится под влиянием последних. Сибирские избирательные округа направляют в Думу депутатов-социалистов. Во время революционного движения 1905 г. все управление здесь было в руках революционных комитетов. Административный аппарат крайне слаб. Численность войск сокращена до минимума, поскольку угрозы со стороны Японии больше нет. Эти условия позволяют создать в Сибири несколько центров деятельности. Одновременно следует обеспечить политическим ссыльным возможность выезда из Сибири в европейскую часть России. Это чисто денежный вопрос. Таким способом можно направить в указанные выше центры революционной работы и Петербург несколько тысяч дельных агитаторов, которые располагают обширными связями и пользуются безграничным авторитетом. Разумеется, это мероприятие должны провести сами социалистические организации, так как у них имеется необходимая информация насчет пригодности для использования тех или иных людей. Все эти акции будут проходить настолько широко и взаимосвязанно, насколько решительно выступят социалистические организации и насколько хорошо будет координироваться их деятельность. С другой стороны, сами эти акции, которые следует начать не теряя времени понапрасну, подстегнут деятельность центров социалистических партий и подтолкнут их к объединению.
Кампания в печати
Одновременно нужно вести разъяснительную работу в печатных органах, издавать брошюры и т. п., поддерживая направление деятельности российских социалистических партий. Брошюры на русском языке можно издавать в Швейцарии. В Париже выходит русская газета "Голос", ее редактируют некоторые вожди меньшевиков. Несмотря на исключительность условий, в которых издается эта газета, она заняла вполне объективную позицию по отношению к войне. Газета непременно примет участие в дискуссии о партийной тактике. Для разъяснительной работы могут использоваться швейцарские и итальянские социалистические газеты, а также датская, голландская, шведская и американская социалистическая печать. Вожди германских социалистов, пользующиеся международным признанием, смогут без особого труда принять участие в дискуссиях. Попутно кампания в печати сможет оказать заметное влияние на позицию нейтральных государств, особенно Италии, это влияние сможет распространиться и на социалистические круги Франции и Англии. Высокую ценность имело бы уже само по себе объективное рассмотрение военных событий, которое, хоть и с большими трудностями, но все же можно распространить под знаменем социализма в Англии и Франции.
На социалистическую печать Болгарии и Румынии легко воздействовать под знаком энергичной борьбы против царизма. Центр революционной агитации, проводимой в Южной России, будет расположен в Румынии, в силу этого обстоятельства существенна позиция румынской печати, и в первую очередь - ее роль в определении отношения Румынии к войне. В Румынии все крупные газеты прислуживают русским. Нужно предусмотреть такие финансовые условия, которые трудно будет нарушать. Зато несложно было бы организовать здесь группу видных журналистов для издания крупной независимой ежедневной газеты с ярко выраженной тенденцией в поддержку более прочного союза Румынии с Германией. Румынская печать настроена на то, что победа в войне будет за русскими - ввиду нынешнего развития военных событий румынская печать утратила свой престиж. Новая же газета завоюет признание публики благодаря объективному освещению материала. С дальнейшим ходом военных событий эта газета будет все больше завоевывать общественное мнение и заставит прочие издания изменить свои позиции.
Агитация в Северной Америке
Особое внимание следует обратить на Соединенные Штаты. Множество уехавших из России евреев и славян составляют в США и Канаде весьма восприимчивый к агитации против царизма элемент. У российской социал-демократии и еврейского "Бунда" здесь имеются обширные связи.
[...]
Выступлениям немцев будет благоприятствовать мощное движение против царизма среди русских и евреев - живущих в Америке выходцев из России. Необходимо послать в Америку ораторов из рядов германской и австрийской социал-демократии.
Нарастание революционного движения
Агитация в нейтральных государствах вызовет сильный отклик со стороны агитации в самой России и наоборот. Дальнейшее развитие в значительной мере зависит от военных событий. Русское ура-патриотическое настроение первых дней войны сильно идет на убыль. Царизму срочно нужны победы, но он терпит кровопролитные поражения. Если этой зимой русская армия останется на нынешних позициях, то в стране повсеместно резко возрастет недовольство. При помощи представленного здесь агитационного аппарата это недовольство будет использоваться, углубляться, расширяться и распространяться по всем направлениям. То в одном, то в другом месте забастовки, восстания, вызванные лишениями и трудностями, усиление политической агитации, - всем этим будет вызвано замешательство правительства. Если оно прибегнет к репрессиям, то породит тем самым еще большее озлобление. Если станет потворствовать, то это будет истолковано как признак слабости правительства, и тогда революционное движение разгорится по-настоящему. Богатый опыт такого рода дали 1904-1905 гг. Если русской армии в этот момент будет нанесено серьезное поражение, то движение против царизма может внезапно принять небывалый размах. Во всяком случае, если к весне все силы будут пущены в ход по представленному здесь плану, можно рассчитывать на то, что дойдет до массовой политической стачки. Если эта стачка будет масштабной, царизму придется призвать в первую очередь в Петербург и Москву находящиеся в стране военные силы. Кроме того, правительству потребуются военные части для охраны железных дорог. Во время декабрьской стачки 1905 г. правительству пришлось направить два полка только для охраны железной дороги Петербург - Москва. Лишь благодаря этой мере правительству удалось помешать постоянно предпринимавшимся попыткам забастовщиков взорвать железнодорожные мосты под Тверью и в других местах, вследствие чего правительство смогло перебросить в Москву гвардейские полки, силами которых только и было подавлено восстание. Основное внимание во время предстоящей стачки следует уделять железным дорогам на западе страны, но при этом везде, где возможно, надо будет постараться вызвать забастовки путейцев. Может быть, не везде удастся их вызвать, но царское правительство все-таки будет вынуждено привлечь большое число войск для охраны мостов, вокзалов и т. п., а одновременно начнется смятение и разброд в административном аппарате.
Крестьянское движение и Украина
[...]
Движение в Финляндии
[...]
Кавказ
[...]
Окончание движения
Нарастание революционного движения в царской России вызовет, помимо прочего, состояние всеобщего волнения. Усилению этого волнения могут способствовать, кроме общего хода военных событий, особые мероприятия. По понятным причинам особенно важными являются Причерноморье и Кавказ. Чрезвычайное внимание следует уделить Николаеву, поскольку на верфях этого порта ведутся ускоренные работы по строительству двух больших военных кораблей. Нужно постараться организовать здесь забастовку рабочих. Она не обязательно должна носить политический характер, а может опираться на экономические требования рабочих.
В качестве основного положения можно выдвинуть следующее: царскому правительству нужны победы, чтобы удержаться у власти. Уже теперешнее состояние, когда русскую армию методически гонят вперед, не добиваясь никакого успеха, должно - если это состояние продлится до весны - вызвать революцию. Но нельзя не учитывать трудностей, стоящих на пути движения.
Прежде всего, это мобилизация, забравшая деятельный молодой элемент населения страны, и вызванный войной рост национального чувства. Именно оно ввиду безуспешности войны должно обратиться в ожесточение и направиться против царя. Следует принять во внимание и то, что в отличие от украинцев и финнов русские социал-демократы никогда не займут враждебной позиции по отношению к империи. Уже во время революции в распоряжение российской социал-демократии было более 1 миллиона рабочих, объединенных в организации. С тех пор ее влияние в массах возросло настолько, что правительству дважды пришлось вносить изменения в избирательное право из страха, что в Думу хлынет поток депутатов от социал-демократов. Такая партия не может не выражать интересов и настроений народных масс. Последние не хотят войны, не участвуют в ней. Российская социал-демократия решительно выступает против неограниченного расширения власти вовне, к которому стремится царская дипломатия. Она видит в этом мощную преграду на пути внутреннего развития входящих в империю наций, в том числе и русской нации. Она возлагает ответственность за войну на царское правительство. Следовательно, она призовет к ответу правительство за бесполезность и безуспешность войны. Ее требованиями будут: свержение правительства и безотлагательное заключение мира. Если революционное движение приобретет значительный размах, то даже при удержании царским правительством власти в Петербурге будет создано временное правительство, на повестке дня которого будет вопрос о перемирии и заключении мира, тем самым оно сможет вступить в дипломатические переговоры.
Если же еще раньше царское правительство само поймет, что вынуждено заключить перемирие, то размах революционного движения будет определяться степенью его подготовки. Если царскому правительству удастся удержать власть во время войны, то оно наверняка не удержит власти в условиях продиктованного ему извне мира. Таким образом, благодаря действиям союзнических армий и революционному движению в России будет разрушена чудовищная централизация, которую представляет собой царская империя, чье существование означает угрозу миру во всем мире, и падет оплот политической реакции в Европе.
Сибирь
Сибири также следует уделить особое внимание, поскольку крупные партии стрелкового и другого оружия могут доставляться из Соединенных Штатов в Россию через Сибирь. Поэтому сибирскую акцию необходимо рассмотреть отдельно от всех прочих. В Сибирь нужно будет направить энергичных и осторожных людей, возложив на них особую миссию - взрыв железнодорожных мостов. Вспомогательные силы в достаточном количестве найдутся среди ссыльных. Взрывчатку следует раздобыть на уральских горных заводах, небольшие количества взрывчатки, вероятно, удастся нелегально доставить через Финляндию. По этому вопросу необходимо выработать технические инструкции.
Кампания в печати
Уже после написания настоящего меморандума подтвердилось то, что предусматривалось в нем относительно Румынии и Болгарии. Болгарская печать сейчас полностью на стороне Германии, в румынской печати этот перелом уже намечается. Предпринятые нами мероприятия скоро дадут еще более существенные результаты. Сейчас особенно важно вести работу в следующих направлениях:
1. Оказание финансовой поддержки российским социал-демократам, большевикам, которые всеми средствами продолжают борьбу с царским правительством. Нужно разыскать в Швейцарии их
вождей.
2. Создание непосредственных предпосылок движения совместно с революционными организациями в Одессе и Николаеве или в Бухаресте и Яссах.
3. Установление связи с организацией российских моряков. С помощью одного человека в Софии уже созданы для этого предпосылки, в остальном связи проходят через Амстердам.
4. Поддержка деятельности еврейской социалистической органи зации "Бунд", но не сионистов.
5. Встреча с виднейшими российскими социал-демократами и социал-революционерами в Швейцарии, Италии, в Копенгагене и Стокгольме. Поддержка их деятельности, в случае если они решились на энергичное и непосредственное выступление против царизма.
6. Поддержка русских революционных литераторов, если они выступают за продолжение борьбы против царизма также и во время войны.
7. Связь с финской социал-демократией.
8. Организация съездов российских революционеров.
9. Воздействие на общественное мнение в нейтральных государствах, в особенности на социалистическую печать и социалистические организации в смысле борьбы против царизма и присоединения к центральным державам. В Болгарии и Румынии это достигнуто уже сейчас. Продолжить работу нужно в Голландии, Дании, Швеции, Норвегии, а также в Швейцарии и Италии.
10. Снаряжение экспедиции в Сибирь с особой задачей - взрыва железнодорожных мостов, чтобы таким образом не допустить доставки оружия из Америки в Россию. Между прочим, этой
экспедиции необходимо предоставить достаточные денежные средства, чтобы некоторое число политических ссыльных могло бежать в центр страны.
11. Техническая подготовка восстания в России:
а) достать точные карты российских железных дорог с обозначением важнейших мостов, разрушение которых необходимо, чтобы парализовать сообщение. Равным образом, добыть данные о зданиях, складах, мастерских, которые заслуживают наибольшего внимания;
б) четкие доходчивые инструкции по обращению со взрывчатыми веществами при подрыве мостов, больших зданий и т. п.;
в) простые методы изготовления взрывчатых веществ;
г) выработать план сопротивления восставшего населения Петербурга против вооруженных сил с особым учетом рабочих кварталов; оборона домов и улиц, строительство баррикад; отражение
атак кавалерии и пехоты.
Еврейский социалистический "Бунд" представляет собой российскую революционную организацию, которая опирается на рабочие массы и сыграла значительную роль уже в 1904 г. "Бунд" противостоит "сионистам". От последних ждать многого не приходится, поскольку:
1) их партийная взаимосвязь очень слаба;
2) во время войны в их рядах образовалось сильное русско-патриотическое течение;
3) после войны на Балканах их центральное руководство интенсив но искало расположения английской и российской дипломатии - что, конечно, не помешало им угодничать перед имперским правительством;
4) они вообще не способны на политические акции
-----------------------------------------------------------------------------------------
Ну не гений ли Достоевский?

Достоевский впервые опубликовал "Бесов", если не ошибаюсь, в 1871 году. Смотрите, что написал Парвус почти 40 лет спустя - в 1915 году.
-----------------------------------------------------------------------------------------
План революции в России.
Меморандум Александра Парвуса.
Подготовка массовой политической стачки в России
К весне в России следует подготовить массовую политическую стачку под лозунгом "воля и мир". Центром движения станет Петербург, а в нем Обуховский, Путиловский и Балтийский заводы. Стачка должна охватить железнодорожные линии Петербург - Варшава, Москва - Варшава и Юго-Западную железную дорогу. Стачка на железной дороге будет проведена прежде всего в крупных железнодорожных узлах с большой численностью рабочих, где имеются железнодорожные мастерские и т. п. С целью расширения стачки везде, где возможно, будут взорваны железнодорожные мосты, как это уже делалось во время забастовочного движения 1904-1905 гг.
Конференция вождей российских социалистов
Эту работу можно осуществить только под руководством российской социал-демократии. Радикальная часть последней уже выступила с действиями. Необходимо, чтобы подключилась и умеренная фракция меньшевиков. До последнего времени в первую очередь именно радикалы были противниками объединения. Однако две недели назад их вождь Ленин сам поставил вопрос об объединении с меньшевиками. Достижение объединения возможно на центристской линии ввиду необходимости использовать вызванное войной ослабление административного аппарата для осуществления в стране энергичных действий против абсолютизма. Следует заметить, что умеренные всегда испытывали крайне сильное влияние со стороны германских социал-демократов. Благодаря личному авторитету некоторых вождей германской и австрийской социал-демократии можно было бы и в настоящее время многого добиться от умеренных. После тщательной предварительной подготовки нужно провести съезд вождей российской социал-демократии в Швейцарии или какой-либо другой нейтральной стране. В съезде должны принять участие:
1) социал-демократическая партия большевиков;
2) партия меньшевиков;
3) еврейский "Бунд";
4) украинская организация "Спилка";
5) польская социал-демократическая партия;
6) социал-демократическая партия Польши;
7) социал- демократическая партия Литвы;
8) финская социал-демократия.
Съезд состоится, только если предварительно удастся достичь единства по вопросу о начале прямых акций против царизма.
Возможно, что съезду должно предшествовать совещание большевиков и меньшевиков российской социал-демократической партии. К участию в съезде можно привлечь дополнительно:
9) армянскую партию Дашнакцутян и
10) Хиджак.
Помимо выдающегося организационного значения, съезд своими решениями оказал бы немедленное и сильное воздействие на общественное мнение Франции и Англии.
Российские социал-революционеры
[...]
Отдельные движения
Рука об руку с этой предварительной работой по созданию организационной основы для массовой забастовки уже сейчас должна идти прямая агитация. Через Болгарию и Румынию можно наладить связи с Одессой, Николаевом, Севастополем, Ростовом-на-Дону, Батумом и Баку. Во время революции русские рабочие в этих областях выдвигали требования местного и профессионального характера, эти требования им обещали выполнить, но так и не выполнили. Рабочие не отказались от борьбы за свои требования, всего два года назад прошла крупная забастовка матросов и портовых рабочих, на повестке дня которой вновь стояли их прежние требования. Агитацию нужно начать в этих пунктах, одновременно придав ей политический характер. В условиях нынешней безработицы всеобщую забастовку в Причерноморье едва ли удастся провести, но отдельные забастовки вполне возможны в Николаеве, Ростове-на-Дону и среди представителей отдельных специальностей в Одессе. Такие забастовки будут иметь значение симптомов, нарушая спокойствие, которое с началом войны установилось во внутренней борьбе в царской империи.
[...]
Проводя агитацию, следует особенно подчеркивать, что революционные организации Одессы, опираясь на рабочих, смогут, как и в 1905 г., захватить управление городом и оказать помощь нуждающимся беднейшим классам безмерно страдающего от войны населения. В качестве цели следует при этом постараться дать новый толчок общему революционному движению. Если в Одессе дело дойдет до восстания, то поддержать его может турецкий флот.
В Баку и районах добычи нефти вызвать забастовку сравнительно легко. Немаловажным обстоятельством здесь является то, что большую часть рабочих в этих районах составляют татары, то есть мусульмане. Если начнется забастовка, то, как и в 1905 г., будут предприняты попытки поджечь нефтяные скважины и склады. Забастовки возможны также в горнодобывающих областях Донецка. Но наиболее благоприятными являются условия на Урале. У большевиков там много приверженцев. Политические забастовки уральских горняков легко устроить, если иметь в наличии некоторые денежные средства, поскольку население очень бедное.
Сибирь
Особое внимание следует уделить Сибири. В Европе Сибирь известна лишь как место ссылки. Но вдоль больших трактов, близ железных дорог и по берегам рек Сибири живут крепкие крестьяне, люди гордого и независимого нрава, которые не любят иметь дела с центральным правительством.
В городах проживает энергичное купечество и слой интеллигенции, которая состоит из политических ссыльных или находится под влиянием последних. Сибирские избирательные округа направляют в Думу депутатов-социалистов. Во время революционного движения 1905 г. все управление здесь было в руках революционных комитетов. Административный аппарат крайне слаб. Численность войск сокращена до минимума, поскольку угрозы со стороны Японии больше нет. Эти условия позволяют создать в Сибири несколько центров деятельности. Одновременно следует обеспечить политическим ссыльным возможность выезда из Сибири в европейскую часть России. Это чисто денежный вопрос. Таким способом можно направить в указанные выше центры революционной работы и Петербург несколько тысяч дельных агитаторов, которые располагают обширными связями и пользуются безграничным авторитетом. Разумеется, это мероприятие должны провести сами социалистические организации, так как у них имеется необходимая информация насчет пригодности для использования тех или иных людей. Все эти акции будут проходить настолько широко и взаимосвязанно, насколько решительно выступят социалистические организации и насколько хорошо будет координироваться их деятельность. С другой стороны, сами эти акции, которые следует начать не теряя времени понапрасну, подстегнут деятельность центров социалистических партий и подтолкнут их к объединению.
Кампания в печати
Одновременно нужно вести разъяснительную работу в печатных органах, издавать брошюры и т. п., поддерживая направление деятельности российских социалистических партий. Брошюры на русском языке можно издавать в Швейцарии. В Париже выходит русская газета "Голос", ее редактируют некоторые вожди меньшевиков. Несмотря на исключительность условий, в которых издается эта газета, она заняла вполне объективную позицию по отношению к войне. Газета непременно примет участие в дискуссии о партийной тактике. Для разъяснительной работы могут использоваться швейцарские и итальянские социалистические газеты, а также датская, голландская, шведская и американская социалистическая печать. Вожди германских социалистов, пользующиеся международным признанием, смогут без особого труда принять участие в дискуссиях. Попутно кампания в печати сможет оказать заметное влияние на позицию нейтральных государств, особенно Италии, это влияние сможет распространиться и на социалистические круги Франции и Англии. Высокую ценность имело бы уже само по себе объективное рассмотрение военных событий, которое, хоть и с большими трудностями, но все же можно распространить под знаменем социализма в Англии и Франции.
На социалистическую печать Болгарии и Румынии легко воздействовать под знаком энергичной борьбы против царизма. Центр революционной агитации, проводимой в Южной России, будет расположен в Румынии, в силу этого обстоятельства существенна позиция румынской печати, и в первую очередь - ее роль в определении отношения Румынии к войне. В Румынии все крупные газеты прислуживают русским. Нужно предусмотреть такие финансовые условия, которые трудно будет нарушать. Зато несложно было бы организовать здесь группу видных журналистов для издания крупной независимой ежедневной газеты с ярко выраженной тенденцией в поддержку более прочного союза Румынии с Германией. Румынская печать настроена на то, что победа в войне будет за русскими - ввиду нынешнего развития военных событий румынская печать утратила свой престиж. Новая же газета завоюет признание публики благодаря объективному освещению материала. С дальнейшим ходом военных событий эта газета будет все больше завоевывать общественное мнение и заставит прочие издания изменить свои позиции.
Агитация в Северной Америке
Особое внимание следует обратить на Соединенные Штаты. Множество уехавших из России евреев и славян составляют в США и Канаде весьма восприимчивый к агитации против царизма элемент. У российской социал-демократии и еврейского "Бунда" здесь имеются обширные связи.
[...]
Выступлениям немцев будет благоприятствовать мощное движение против царизма среди русских и евреев - живущих в Америке выходцев из России. Необходимо послать в Америку ораторов из рядов германской и австрийской социал-демократии.
Нарастание революционного движения
Агитация в нейтральных государствах вызовет сильный отклик со стороны агитации в самой России и наоборот. Дальнейшее развитие в значительной мере зависит от военных событий. Русское ура-патриотическое настроение первых дней войны сильно идет на убыль. Царизму срочно нужны победы, но он терпит кровопролитные поражения. Если этой зимой русская армия останется на нынешних позициях, то в стране повсеместно резко возрастет недовольство. При помощи представленного здесь агитационного аппарата это недовольство будет использоваться, углубляться, расширяться и распространяться по всем направлениям. То в одном, то в другом месте забастовки, восстания, вызванные лишениями и трудностями, усиление политической агитации, - всем этим будет вызвано замешательство правительства. Если оно прибегнет к репрессиям, то породит тем самым еще большее озлобление. Если станет потворствовать, то это будет истолковано как признак слабости правительства, и тогда революционное движение разгорится по-настоящему. Богатый опыт такого рода дали 1904-1905 гг. Если русской армии в этот момент будет нанесено серьезное поражение, то движение против царизма может внезапно принять небывалый размах. Во всяком случае, если к весне все силы будут пущены в ход по представленному здесь плану, можно рассчитывать на то, что дойдет до массовой политической стачки. Если эта стачка будет масштабной, царизму придется призвать в первую очередь в Петербург и Москву находящиеся в стране военные силы. Кроме того, правительству потребуются военные части для охраны железных дорог. Во время декабрьской стачки 1905 г. правительству пришлось направить два полка только для охраны железной дороги Петербург - Москва. Лишь благодаря этой мере правительству удалось помешать постоянно предпринимавшимся попыткам забастовщиков взорвать железнодорожные мосты под Тверью и в других местах, вследствие чего правительство смогло перебросить в Москву гвардейские полки, силами которых только и было подавлено восстание. Основное внимание во время предстоящей стачки следует уделять железным дорогам на западе страны, но при этом везде, где возможно, надо будет постараться вызвать забастовки путейцев. Может быть, не везде удастся их вызвать, но царское правительство все-таки будет вынуждено привлечь большое число войск для охраны мостов, вокзалов и т. п., а одновременно начнется смятение и разброд в административном аппарате.
Крестьянское движение и Украина
[...]
Движение в Финляндии
[...]
Кавказ
[...]
Окончание движения
Нарастание революционного движения в царской России вызовет, помимо прочего, состояние всеобщего волнения. Усилению этого волнения могут способствовать, кроме общего хода военных событий, особые мероприятия. По понятным причинам особенно важными являются Причерноморье и Кавказ. Чрезвычайное внимание следует уделить Николаеву, поскольку на верфях этого порта ведутся ускоренные работы по строительству двух больших военных кораблей. Нужно постараться организовать здесь забастовку рабочих. Она не обязательно должна носить политический характер, а может опираться на экономические требования рабочих.
В качестве основного положения можно выдвинуть следующее: царскому правительству нужны победы, чтобы удержаться у власти. Уже теперешнее состояние, когда русскую армию методически гонят вперед, не добиваясь никакого успеха, должно - если это состояние продлится до весны - вызвать революцию. Но нельзя не учитывать трудностей, стоящих на пути движения.
Прежде всего, это мобилизация, забравшая деятельный молодой элемент населения страны, и вызванный войной рост национального чувства. Именно оно ввиду безуспешности войны должно обратиться в ожесточение и направиться против царя. Следует принять во внимание и то, что в отличие от украинцев и финнов русские социал-демократы никогда не займут враждебной позиции по отношению к империи. Уже во время революции в распоряжение российской социал-демократии было более 1 миллиона рабочих, объединенных в организации. С тех пор ее влияние в массах возросло настолько, что правительству дважды пришлось вносить изменения в избирательное право из страха, что в Думу хлынет поток депутатов от социал-демократов. Такая партия не может не выражать интересов и настроений народных масс. Последние не хотят войны, не участвуют в ней. Российская социал-демократия решительно выступает против неограниченного расширения власти вовне, к которому стремится царская дипломатия. Она видит в этом мощную преграду на пути внутреннего развития входящих в империю наций, в том числе и русской нации. Она возлагает ответственность за войну на царское правительство. Следовательно, она призовет к ответу правительство за бесполезность и безуспешность войны. Ее требованиями будут: свержение правительства и безотлагательное заключение мира. Если революционное движение приобретет значительный размах, то даже при удержании царским правительством власти в Петербурге будет создано временное правительство, на повестке дня которого будет вопрос о перемирии и заключении мира, тем самым оно сможет вступить в дипломатические переговоры.
Если же еще раньше царское правительство само поймет, что вынуждено заключить перемирие, то размах революционного движения будет определяться степенью его подготовки. Если царскому правительству удастся удержать власть во время войны, то оно наверняка не удержит власти в условиях продиктованного ему извне мира. Таким образом, благодаря действиям союзнических армий и революционному движению в России будет разрушена чудовищная централизация, которую представляет собой царская империя, чье существование означает угрозу миру во всем мире, и падет оплот политической реакции в Европе.
Сибирь
Сибири также следует уделить особое внимание, поскольку крупные партии стрелкового и другого оружия могут доставляться из Соединенных Штатов в Россию через Сибирь. Поэтому сибирскую акцию необходимо рассмотреть отдельно от всех прочих. В Сибирь нужно будет направить энергичных и осторожных людей, возложив на них особую миссию - взрыв железнодорожных мостов. Вспомогательные силы в достаточном количестве найдутся среди ссыльных. Взрывчатку следует раздобыть на уральских горных заводах, небольшие количества взрывчатки, вероятно, удастся нелегально доставить через Финляндию. По этому вопросу необходимо выработать технические инструкции.
Кампания в печати
Уже после написания настоящего меморандума подтвердилось то, что предусматривалось в нем относительно Румынии и Болгарии. Болгарская печать сейчас полностью на стороне Германии, в румынской печати этот перелом уже намечается. Предпринятые нами мероприятия скоро дадут еще более существенные результаты. Сейчас особенно важно вести работу в следующих направлениях:
1. Оказание финансовой поддержки российским социал-демократам, большевикам, которые всеми средствами продолжают борьбу с царским правительством. Нужно разыскать в Швейцарии их
вождей.
2. Создание непосредственных предпосылок движения совместно с революционными организациями в Одессе и Николаеве или в Бухаресте и Яссах.
3. Установление связи с организацией российских моряков. С помощью одного человека в Софии уже созданы для этого предпосылки, в остальном связи проходят через Амстердам.
4. Поддержка деятельности еврейской социалистической органи зации "Бунд", но не сионистов.
5. Встреча с виднейшими российскими социал-демократами и социал-революционерами в Швейцарии, Италии, в Копенгагене и Стокгольме. Поддержка их деятельности, в случае если они решились на энергичное и непосредственное выступление против царизма.
6. Поддержка русских революционных литераторов, если они выступают за продолжение борьбы против царизма также и во время войны.
7. Связь с финской социал-демократией.
8. Организация съездов российских революционеров.
9. Воздействие на общественное мнение в нейтральных государствах, в особенности на социалистическую печать и социалистические организации в смысле борьбы против царизма и присоединения к центральным державам. В Болгарии и Румынии это достигнуто уже сейчас. Продолжить работу нужно в Голландии, Дании, Швеции, Норвегии, а также в Швейцарии и Италии.
10. Снаряжение экспедиции в Сибирь с особой задачей - взрыва железнодорожных мостов, чтобы таким образом не допустить доставки оружия из Америки в Россию. Между прочим, этой
экспедиции необходимо предоставить достаточные денежные средства, чтобы некоторое число политических ссыльных могло бежать в центр страны.
11. Техническая подготовка восстания в России:
а) достать точные карты российских железных дорог с обозначением важнейших мостов, разрушение которых необходимо, чтобы парализовать сообщение. Равным образом, добыть данные о зданиях, складах, мастерских, которые заслуживают наибольшего внимания;
б) четкие доходчивые инструкции по обращению со взрывчатыми веществами при подрыве мостов, больших зданий и т. п.;
в) простые методы изготовления взрывчатых веществ;
г) выработать план сопротивления восставшего населения Петербурга против вооруженных сил с особым учетом рабочих кварталов; оборона домов и улиц, строительство баррикад; отражение
атак кавалерии и пехоты.
Еврейский социалистический "Бунд" представляет собой российскую революционную организацию, которая опирается на рабочие массы и сыграла значительную роль уже в 1904 г. "Бунд" противостоит "сионистам". От последних ждать многого не приходится, поскольку:
1) их партийная взаимосвязь очень слаба;
2) во время войны в их рядах образовалось сильное русско-патриотическое течение;
3) после войны на Балканах их центральное руководство интенсив но искало расположения английской и российской дипломатии - что, конечно, не помешало им угодничать перед имперским правительством;
4) они вообще не способны на политические акции
-----------------------------------------------------------------------------------------
Ну не гений ли Достоевский?
2Шадоу
Мой юный друг, по совместительству модератор!
Вы поступаете не совсем порядочно, а именно засаря вырванными цитатами тред. Рассуждения о вредных или напротив полезных книгах не обоснованны ни чем, и следственно бесполезны! Позвольте каждому определять свои приоритеты самостоятельно и не навязывайте своего ошибочного мнения.
Вот так то дорогой книголюб!
Мой юный друг, по совместительству модератор!
Вы поступаете не совсем порядочно, а именно засаря вырванными цитатами тред. Рассуждения о вредных или напротив полезных книгах не обоснованны ни чем, и следственно бесполезны! Позвольте каждому определять свои приоритеты самостоятельно и не навязывайте своего ошибочного мнения.
Вот так то дорогой книголюб!
[quote=Outname,Jun 13 2005, 03:01 AM]2Шадоу
Мой юный друг, по совместительству модератор!
Вы поступаете не совсем порядочно, а именно засаря вырванными цитатами тред. Рассуждения о вредных или напротив полезных книгах не обоснованны ни чем, и следственно бесполезны! Позвольте каждому определять свои приоритеты самостоятельно и не навязывайте своего ошибочного мнения.
Вот так то дорогой книголюб!
[/quote]
Сказать чего хотел?
Мой юный друг, по совместительству модератор!
Вы поступаете не совсем порядочно, а именно засаря вырванными цитатами тред. Рассуждения о вредных или напротив полезных книгах не обоснованны ни чем, и следственно бесполезны! Позвольте каждому определять свои приоритеты самостоятельно и не навязывайте своего ошибочного мнения.
Вот так то дорогой книголюб!
[/quote]
Сказать чего хотел?
[quote=Flanker,Jun 13 2005, 02:43 AM]Ту Шадоу: когда писались книги УК РФ ещё не было. Так что судить их по современному УК совершенно нельзя. [маленькая просьба: если будешь отвечать не пиши большие посты-мне лень их читать
]
[/quote]
Чего-то ничего не понял, кто кого собрался судить по УК РФ? Kent высказал довольно экзотическое мнение, что автор не несет ответственности за пропагандируемые им идеи, а я сказал, что даже в УК предусмотреным соответствующие статьи. Понятно?

[/quote]
Чего-то ничего не понял, кто кого собрался судить по УК РФ? Kent высказал довольно экзотическое мнение, что автор не несет ответственности за пропагандируемые им идеи, а я сказал, что даже в УК предусмотреным соответствующие статьи. Понятно?
Кто сейчас на конференции
Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 1